сложился так, что Зоя была вынуждена без разрешения Рощина открыться Наде. Иначе женщина замкнулась бы и на откровения больше не пошла. Зоя решила рискнуть:
– Надюша, я не из женсовета и говорю с тобой не из чувства дамской солидарности. Прошу тебя побеседовать с ним, потому что так будет лучше для всех. Поверь тому, что говорю. Я приходила к вам не случайно. Я из госбезопасности.
– Откуда?.. А-а… из ОГПУ? Вон оно что?! – Надя убрала ладони от мокрого лица и, все еще подрагивая плечами, гробовым голосом произнесла: – Ты пришла по наши души. Что ж, бери то, за чем пришла. Вот они – мы!..
В это время дверь как назло скрипнула, и в комнату вошла Маруся:
– Тетя Зоя, у меня опять не получается запеленать Мишу, помоги.
– Нет! Не подходи к ней, дочь! – Надя подлетела, схватила на руки Марусю и с такой силой прижала к своей груди, что девочка от испуга уронила медвежонка и заплакала. – Не дам ее! Не да-а-мм! – вновь разрыдалась мать.
Зоя почему-то вспомнила о своем Володьке, посмотрела на залившихся слезами мать и дочь, села на стул и сама горько разревелась.
Когда атмосфера в комнате накалилась до критического состояния, первая пришла в себя Маруся.
– Мама, мне больно, не прижимай так, – сказала она по-детски обиженным голосом.
– Не отдам тебя, Маруся, никому не отдам, – задыхающейся скороговоркой отозвалась мать и, подняв мокрые глаза на Зою, прошипела: – Ты что слезы тут льешь, панихиду еще не заказывали.
– Как ты можешь так говорить, Надя? Я ведь правда помочь пришла. Почему ты мне не веришь?..
– Я не знаю, кому верить. Мне страшно, – усталым, отплакавшимся голосом бросила Надя. Она как стояла спиной к кровати, так и села на нее не глядя. – Страшно…
Дорога от дома Перовых до конспиративной квартиры еще никогда не казалась Зое такой короткой, как в этот раз. Разговор с Надей, который она прокручивала в голове, ничего хорошего не сулил. Ей предстояло доложить Рощину о результатах двух последних – вчерашней и сегодняшней – встреч с Надеждой Перовой. Зоя крутила педали велосипеда и думала о произошедшем, не понимая, как будет выходить из сложившейся ситуации, если Рощин откажется понять мотивы ее поступка.
Василий Петрович, увидев Казутину, сразу почуял неладное, тем не менее спокойным голосом спросил:
– Что-то случилось?
– Может получиться так, что в интересах дела мне придется раскрыться перед Надеждой Перовой – кто я есть на самом деле, – выдохнула Зоя. – Разрешите?..
– Ты отдаешь себе отчет, о чем меня просишь? – коротко спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Что значит открыться? В нашем случае это означает сознательно провалить дело.
– Но почему? – утрачивая надежду, спросила Зоя.
– Как почему? Ты просишь согласия подвести себя под расстрельную статью за предательство. Меня, заодно с тобой, может, сразу и не расстреляют, но уволят из органов и однозначно посадят.
– Я поняла, – вздохнула Зоя. – Можете считать, что ни о чем вас не спрашивала и не