(Он увидел сапожника, который в своей будке укрывался от шальных пуль. Будка эта находилась на углу дома, где Лапин жил в Сухуми, а этого сапожника он знал много лет). Затем он рассказал, как российская армия эвакуировала под обстрелом его семью, как они выжидали затишья, чтобы быстро погрузиться на военный катер. В Сухуми он так и не вернулся, а питомник был разграблен. Потом снова из прошлых времен: про дочку Сталина, Светлану. Под конец вечера я упомянул, что я ученик его хорошего знакомого, Юрия Марковича Васильева. «Ах, Юрочка, – воскликнул Лапин, – такой талантливый мальчик!» Потом задумался и добавил: «Наверное, он уже не мальчик». Юрию Марковичу было тогда за 70!
Тогда мне показалось это смешным, но потом я вспомнил, как Юрий Маркович говорил, что отношения, в некотором аспекте, замерзают в момент знакомства и дальше не развиваются. Мой дядя в 65 лет говорил: «Пока жива моя мама – я маленький мальчик!»
Я познакомился с Юрием Марковичем, когда он был профессором, а я студентом. И до самой его смерти так это и оставалось. Когда я приезжал в Москву уже из Америки и шел к Ю.М. в гости, то понимал, что это все равно будет очередной, хоть и дружеский, но экзамен. И хотя я рассказывал про свои работы, часто уже напечатанные в солидных журналах и получившие одобрение моих коллег, а шел я рассказывать о них человеку, который в моей науке специалистом не был и часто не знал в ней важных вещей, все равно я был прежним студентом, ищущим похвалы профессора.
8. Блеск
Ю.М. был блестящим человеком не только в науке, но и в застолье, в беседах наедине и в компании. Будучи скорее пессимистом, чем оптимистом, и несмотря на довольно мрачный (увы, по большей части соответствующий действительности) взгляд на окружающий мир, он был веселым человеком. И рядом с ним было весело.
Помню, как моя серьезная шестилетняя дочь Катя, учившая под руководством моей тещи Марины Густавовны наизусть Лермонтова и Ахматову, поехала в Коктебель вместе с моей мамой и Васильевыми – Ю.М., Линой и Надей. Вернувшись из поездки, она еще месяц вместо Ахматовой распевала блатные песенки типа «На полочке лежал чемоданчик», которым ее научил Ю.М. При том, что он, разумеется, был очень начитан и хорошо знал поэзию.
Мы ходили с ним в походы, пару раз по Подмосковью, а один раз в предгорья Кавказа. Ю.М. не особенно был приспособлен к туристской жизни, но держался. А после похода мы (Володя Гельфанд, Ю.М. и я) поехали в Дагестан на Каспийское море и выбрали под Дербентом побережье с пляжем, где ни вправо, ни влево на многие километры не было людей. Поставили палатку, разожгли примус. Погода стояла отличная. Вдруг вдали затарахтел мотоцикл, и вскоре к нам подъехал сам мотоциклист, средних лет мрачный мужчина в кожаной куртке, и потребовал документы. Проверив паспорта и расспросив нас, откуда мы и зачем приехали, он, ни разу не улыбнувшись, уехал. И после его отъезда Ю.М. цитировал шутку Ежи Леца: «У него была паранойя – ему все время казалось, что за ним кто-то следит. А это был всего лишь сотрудник КГБ».
Ю.М отличался остроумием, быстрым и не поверхностным.