накапаю, – я усадила Людмилу на диван и хотела уже кинуться в кухню, как тут взгляд мой упал на противоположную от дивана стену, и я поняла, что валерьянка вряд ли поможет…
На стене висел портрет Людмилиной дочери, Кристины. Голубые глаза девочки были широко раскрыты, словно она чему-то сильно удивилась. И все бы ничего, да только был тот портрет в черной рамке.
Я, отказываясь верить своим глазам, в растерянности повернулась к Людмиле.
– Да, Поля, – закивала она головой. – Ты же даже не знаешь ничего! А я не успела тебе сообщить… Я даже забыла, что мы сегодня встретиться собирались. Я все эти дни словно как в тумане живу… Ничего не соображаю…
– Господи, Люда, да что же случилось с Кристиной-то? – опускаясь на диван, спросила я. Я думала, что, скорее всего, девочку сбила машина. Или еще какой несчастный случай произошел. Но боялась проговорить это вслух.
– Убили ее, – с трудом выговорила Люда.
«Как?» – вырвался у меня немой вопрос, который я не в силах была произнести.
– Ножом ударил идиот какой-то, – проговорила Людмила и снова зарыдала.
Я бегом бросилась в кухню. Я прекрасно помнила, в каком из шкафчиков Людмила хранит аптечку. Черт, только вот заело этот шкафчик! Изо всех сил рванув на себя дверку, я достала большую коробку с лекарствами, быстро нашла валерьянку, накапала в стакан чуть больше, чем требовалась, и так же бегом вернулась в зал.
Людмила послушно выпила лекарство, вытерла губы и сказала:
– Ах, Поля, да разве мне это поможет? Меня наркотиками обкалывали все эти дни – и то не всегда помогало, а это-то так, ерунда…
– Ничего, ничего – ласково уговаривала я ее. – Все равно поможет…
Господи, мне кажется, ей уже теперь ничего не поможет. У меня нет и никогда не было детей, но я думаю, что самое страшное горе, которое может случиться в жизни – это потерять своего сына или дочь. В любом возрасте. Поэтому состояние Людмилы я очень даже хорошо понимала.
Мне, не скрою, хотелось узнать, как все-таки погибла Кристина, но расспрашивать сейчас убитую горем мать о таких подробностях? Нет уж, увольте, не до такой степени я любопытна.
Но Людмила вдруг сама начала рассказывать. Видимо, выговориться ей очень хотелось.
– Понимаешь, – говорила она, затягиваясь сигаретой так, что та сразу уменьшилась на четверть, – Кристина ведь, как школу закончила, сразу такой скрытной стала… Раньше такая девочка была мягкая, открытая, а тут… Я понимаю, ей самостоятельности хотелось, доказать мне, что она уже взрослая. Говорила я ей – успеешь взрослой-то набыться, радуйся, пока молоденькая…
Кристине было девятнадцать лет, она после школы поступила в университет, но вскоре бросила его, поступив в училище учиться на бухгалтера. Одновременно с этим она работала в парикмахерской «Волна», закончив четырехмесячные курсы, и была своим положением очень довольна.
Я знала Кристину довольно неплохо, и мне нравилась эта девочка. Конечно, она была еще сопливой, и часто шокировала нас своими категоричными