простыми и функциональными алгоритмами: кабак, рёв мотора по Садовому, «ко мне или к тебе?». От намерения к исполнению, без всяких душевных шевелений. Не так давно у меня это было, лет 12 назад, а уже успел забыть. Странная ты, Инга, очень странная.
Пароход причалил, мы подошли к Равилю, Инга попросила. Я познакомил их, представил её своей коллегой, не стоит ей показывать, что я тороплюсь. Она высказала восхищение, присыпала музыкальными терминами, которые я слышал, но вряд ли смогу объяснить, и, по тому, как Равиль вздёрнул бровь, понял, что слова не пустые. Потом мы с ним пожали руки, стукнулись плечами. Я сказал:
– Равиль, я в джазе не рублю, как вы с Ингой, но ты сегодня жарил от души.
– Ну, хоть не врёшь, – улыбнулся он, и мы сошли на набережную.
Когда трезвый водитель подкинул нас к её дому, я открыл рот, но она сказала:
– Спасибо за вечер.
Поцеловала в щёку и скрылась в подъезде.
– Куда теперь? – спросил водила, ехидно ухмыляясь.
– На Кутузовский, – ответил я, сдержав желание вмазать ему в ухо.
Мой двор перекопали. Пришлось бросить машину чёрт-те где. Подъезд от меня отделили рамы с натянутой бело-красной сеткой. Я прикинул расстояние влево, вправо и тупо полез в приоткрытые ворота. Парковка, дорога, тротуар, всё было вскрыто и препарировано. Залитая светом прожекторов рана зияла вывернутым асфальтом и влажными комьями земли. Со дна торчали нервы кабелей и кишки труб, между ними копошились черви в оранжевых жилетах.
Кто-то из них кинулся ко мне, размахивая руками, но я оттолкнул его и ступил на деревянный мостик, перекинутый на другой край. Внезапно меня шатнуло, повело в сторону…
На корабле я был трезв, будто не пил ничего, а сейчас вдруг забурлили в голове выпитые соединения и смеси. Короткий щит, переброшенный через траншею, стал узким и длинным. Подъезд уехал далеко вперёд, как зад удаляющегося такси. Я бросил взгляд под ноги, и голова закружилась, а к горлу подкатил комок. Под ногами была яма глубиной с песчаный карьер, и на дне тускло посверкивали заострённые копья.
Я задержал дыхание и пошёл вперёд. Сзади кричали что-то, может даже не по-русски, но голоса становились тише и тише. Я двигался по узкой деревянной дорожке над пропастью, походкой профессиональной манекенщицы, нога перед ногой, по одной прямой. Щит стал шириной в одну доску, по-другому никак. Меня шатало, но я держался.
Так ходила Машка-фотомодель, моя случайная подруга на одну ночь с рейса Милан – Москва. На цыпочках – от меня к окну, от окна к бару. На её правой лодыжке блестит золотая цепочка, и больше на ней ничего нет. Так тогда шёл я, балансируя в воздухе раскинутыми руками. И надо ж было так набраться?
Потом всю ночь долбили отбойные молотки, будто не было никаких норм и требований Роспотребнадзора. Я терпел долго, потом заорал с балкона:
– Сгорите в аду, твари!
Никто не обратил внимания, кроме мужчины в костюме и белой каске. Он задрал голову и крикнул в ответ:
– После вас!
Я сплюнул и ушёл внутрь. Завернулся в одеяло и провёл остаток ночи на дне сухой ванны. А утром позвонил Саттаров.
– Ты