как слону дробь. У меня был Грин. Загадочный, непредсказуемый, сильный и добрый.
Он вез меня в какое-нибудь интересное место. Или кафе, или парк аттракционов, или, собрав небольшую корзинку, на пикник к озеру.
Это были самые восхитительные моменты в моей жизни. Поначалу я отказывалась, не хотела, чтоб он тратил на меня время и деньги, пусть и небольшие. Но он лишь смеялся и говорил, что пытается сделать счастливой хоть одну маленькую девочку.
Глава 10
Могло ли это быть правдой? Я убедила себя, что могло. Иначе я бы просто сгорела со стыда, понимая, что мои нецеломудренные мысли тут же отпечатаются на лбу. Иногда мне казалось, что я для Грина нечто большее, чем просто подопечная, невезучая девчонка, которую он взял под опеку. Это были моменты, когда я ловила на себе его темный, непроницаемый взгляд, от которого замирало все внутри, потом будто обдавало жаром, и я забывала, о чем говорила или что говорил Грин.
Я боялась взглянуть на его губы, потому что ловила себя на совершенно запретном желании. Мне хотелось, чтобы Грин меня поцеловал. Ведь первый поцелуй – это то, что остается на всю жизнь и никогда не забывается. Во всяком случае, так пишут в книгах и женских журналах. И, боясь даже себе самой признаться, я мечтала, чтобы Грин стал моим первым мужчиной. И пусть у нас потом ничего не будет, все равно, это было бы самое главное событие в моей жизни.
И я не знаю, смогла бы я устоять, если бы Грин хоть заикнулся о том, что хотел бы большего от меня, чем дружеские разговоры и невинные развлечения. И в то же время, я понимала, если у нас случится близость, я тут же потеряю свой особый статус и стану «одной из». Но, к счастью, Грин строго придерживался избранной линии поведения.
И нам было невероятно хорошо. Я хоть и малолетка в его глазах, но довольно начитанная, поэтому мы могли обсуждать книги, фильмы, которые смотрели. Мне очень льстило, что он не посмеивался, если я чего-то не понимала в силу возраста, а терпеливо объяснял.
Рассказывал о своем мотоцикле, о соперниках, о гонках, и здесь я могла с полным правом закатывать глаза и причитать «боюсь, боюсь!»
И я, действительно, умирала со страха каждый раз, когда у него были соревнования.
– Гриш, зачем тебе гонки? Это же безумно опасно! – причитала я каждый раз.
– Пока они у меня есть, я независим. И морально, и материально. Пока я гоняю, отец никак не может меня прижать. А если брошу, придется заняться бизнесом. И тут засада. Чем бы я ни занялся, отец найдет способ меня разорить и заставить заниматься семейным бизнесом. Отчитываться, ходить по струночке. А так я бунтарь. Бастрад.
Это откровение стало для меня настоящим шоком.
– Почему бастард? – хлопая глазами от удивления, тихо спросила я.
– Потому что папа с мамой не были женаты, когда я зародился. Это девяностые годы, отец зубами выгрызал возможность разбогатеть. Понятное дело, не до свадьбы. Сначала откладывали, потому что было некогда – они думали о том, как выжить в мясорубке, которую представлял тогда бизнес. Потом привыкли, и так хорошо было. А когда отец прочно стал на ноги, появились