в теле перестала существовать, обратившись в единственно важную цель – нагнать жертву, растерзать, выместить на ней гнев и боль.
Женщине передалась паника дочери. Незнание как помочь своему ребёнку приводило её в замешательство.
Вызвать врача – слишком глубоко в глуши они находились.
Дать обезболивающее – рука девочки сжимала материнскую с такой силой, что она не посмела оставить дочь одну даже на секунду.
– Ложись, ложись обратно. Иди сюда, – свободной рукой она обхватила дочь за хрупкие плечики, придвигая к себе и прижимая к груди её голову, – Всё будет хорошо… обещаю. Я не собираюсь тебя бросать. Я здесь. Рядом.
Девочка вцепилась в запястье матери, сжимая его с той же силой, с которой сама чувствовала боль. Ей было стыдно, но она была готова умолять мать забрать боль себе. Она бессовестно жаждала отдать её близкому человеку, только бы эта пытка закончилась.
Медведь с лёгкостью преодолевал препятствия. От неуклюжести не осталось и следа, он летел по лесу, заметая своими следами следы оленя. Лоснящаяся шерсть колыхалась в такт бега, тяжёлый вес не влиял на быстроту движения.
В надежде на спасение олень петлял между соснами, вёл преследователя запутанными тропами. Чуя неладное, он поджимал задние ноги, тем самым теряя скорость, но наращивая силу для защитного удара. Какое-то мгновение, и медведь совершил рывок, загребая лапами. Замах пришёлся по бедру оленя и оставил глубокие царапины на нежной шкуре. Жертва взбрыкнула, покачнулась, теряя равновесие, но продолжила бежать. Окровавленные когти преследователя оставляли багряные следы на пожухлой грязно-жёлтой листве.
Запястье матери начало принимать синевато-серый оттенок, а кровь отхлынула от кисти. Женщина продолжала качать девочку, поглаживая свободной рукой её шелковистые волосы.
– Дорогая, ты делаешь мне больно. Я понимаю, что тебе плохо, и правда не знаю, чем помочь. Давай попробуем лечь в кровать? – она разговаривала с дочерью полушёпотом, пряча за ним выматывающее напряжение.
С малых лет её дочь страдала подобными недомоганиями. И на всей земле не оказалось ни одного человека, способного помочь им справиться с горем. Только она и дочь. Каждый приступ дочери женщина переносила так же трудно, как и девочка. Но в этот раз приступ затянулся. Находясь рядом с дочерью, волнуясь за неё, мать впервые ощутила такое гнетущее бессилие. Она хотела отнять руку, но девочка так упрямо зацепилась за запястье, что вырваться и оставить её было бы чудовищным поступком. Оставалось терпеть в надежде на то, что это как-то облегчит страдания дочери. В ушах зазвенело, во рту стало сухо. Мать не вырвала руки, но сдвинула голову девочки себе на колени и свободной рукой гладила сжимающую её запястье руку, чтобы та хоть немного ослабила хватку.
Медведь лязгал зубами по воздуху, вздымал когтями землю, неотступно преследуя цель. Олень, давшись в смертельные лапы однажды, не уступал и пружинил между расщелинами. Оба зверя выскочили