не здесь, – сказала хозяйка дома. – Пусть идут на кухню.
Гриша взял со стола початую бутылку «Пшеничной», две рюмки, и посмотрел на меня.
– Не дури, Григорий, – обратился к нему один из балалаечников, – зачем обманывать человека. Мы своих балалаек не отдадим.
– И не потребуется, – сверля меня взглядом, ответил Григорий. – В крайнем случае, я сам куплю ей балалайку.
– Нужны секунданты, – сказала я.
– Обойдётесь, – ответила хозяйка.
Мы ушли на кухню вдвоём. Боря двинулся, было, за нами, но я остановила его в дверях. Итак, мы с Гришей встали у кухонного стола, я налила себе полную рюмку водки, весело поглядела ему в глаза и произнесла торжественным голосом «Ну, Москва! Ну, столица!» И залпом выпила.
Он без энтузиазма налил себе, хриплым голосом произнёс слова и тоже влил в себя водку.
– С выражением, Гриша, – по-матерински попросила я, поощрительно улыбнувшись.
У него во взгляде читалась ненависть.
За дверью в комнате была полная тишина. После второго захода заглянула хозяйка и истерично крикнула: «Да ну вас в жопу! Наблюёте потом – сами убирать будете».
Только она исчезла, как на кухню вбежал мой Борис. Я уже налила свою третью рюмку и начала говорить тост: «Ну, Москва…», но, увидев Борю, разом расслабилась, у меня в глазах потемнело, и последнее, что я запомнила – это звон стекла и шум голосов.
Проснулась дома в своей постели. Рядом на одеяле лежит Борис, задумчиво глядит в потолок и гладит мне запястье.
– А ты им понравилась, – улыбающимся голосом произнёс он, заметив, что я не сплю.
– Тихо-тихо, – он перехватил моё решительное движение и спеленал меня руками, не давая вскочить с постели. – Смотри!
Боря откинулся назад и вытащил из-под кровати большую коробку, внутри которой в ворохе бумаг лежала балалайка – такая же, как у вчерашних исполнителей, только новая.
– Это тебе подарок от меня, Ромы и Аркаши.
– Ещё не хватало, – вскричала я, морщась от приступа головной боли. – Срам! Они все над тобой смеялись! Я ведь нас с тобой защищала!
– Защитница ты моя. Никто надо мной не смеялся. Они просто нам завидовали.
– Боря?
– А?
– Почему ты не женился на вашей девушке?
– А ты?
– Я с самого начала была такая… нестандартная.
– И я с самого начала.
– Мечтал жениться на русской?
– Не на русской – на тебе. Ты что, за еврея замуж выходила? А я думал, за Бориса Марковича Файнберга. Нет?
– Да.
– Хочешь, честно? Я боюсь еврейских женщин. Они по натуре – воительницы. А я – человек тихий, сентиментальный. Мне с ними не справиться.
– А со мной?
– Ты – не воительница, ты – смыслоносительница. С тобой всё, что я делаю, обретает смысл. Причём, у тебя это само собой получается, ты об этом даже не думаешь.
– Абориген,