хорошими товарищами, так что, я думаю, будь что – Стасик обязательно со мной поделился бы. А у этого Бабанского, если хочешь знать мое мнение, вообще сомнительная репутация! Пишет хлестко, но на руку не чист. – В смысле – взяточник? – Меня передернуло от отвращения.
– Взяточник?! Ну, ты даешь, Снегирева!
Собеседница звонко рассмеялась.
– Может, он и брал бы, если б кто-нибудь давал, да только кто нынче даст журналисту?! Раньше, в обкомовские-то времена, хоть книжку, бывало, преподнесут или мясца в колхозе отвалят, когда в командировки ездили, а теперь… Догонят и еще добавят – вот и все наши «взятки»! Нет, Оля, я совсем про другое. У нас, журналистов, «не чист на руку» означает, что человек пользуется непроверенной информацией. Профессионально недобросовестен! Короче говоря, соврет – недорого возьмет. Вообще, странный он тип, Бабанский. Странный и скользкий! Но Стасик его любил, – вздохнула Арбатова. – Они дружили еще с университета: мне Стас рассказывал. Их было три друга, однокурсника. Только потом дорожки разошлись…
– А кто же третий?
– Женька Кольцов. До перестройки спокойно работал себе в заводской многотиражке, а сейчас… Да ладно, Оль, он тут ни при чем! Мы с тобой отвлеклись от главной темы.
Я сделала еще одну «заметку на полях»: эту фамилию, которую я слышала впервые, Татьяна Михайловна произнесла с такой же «теплотой» в голосе, как и имя недружественного СМИ. Мне очень хотелось выяснить, кто такой Женька Кольцов сейчас, но Арбатова дала понять, что не считает эту тему главной, а потому я не рискнула настаивать.
– Тань, но за что же тогда убили Уткина, если не за кассету? Ты-то сама как думаешь?
Когда Арбатова заговорила, голос ее зазвучал несколько иначе, чем до сих пор: я сразу вспомнила, что разговариваю не просто со старой знакомой, но с большой начальницей.
– Я ничего не думаю, Оленька. Ведь я тебе уже сказала: я знаю не больше твоего! Я даже не уверена, что это убийство – как и милиция, впрочем. Известно лишь то, что Стас мертв и что причина смерти до сих пор не установлена. В этой ситуации, честно говоря, мне хочется оперировать не догадками, а фактами. И я хотела бы, Ольга…
Татьяна Михайловна выдержала эффектную паузу.
– Я бы хотела, чтоб именно ты помогла мне раздобыть эти самые факты!
Я подумала, что ослышалась.
– Я? Ты шутишь!
– Нисколько. Потому я тебе и позвонила.
– Но что я могу… Постой: а разве ты позвонила не из-за того, что я оставила слезную просьбу на твоем автоответчике?
– Конечно, из-за этого тоже, хотя… Честно говоря, если мне куда и хотелось позвонить, прослушав твою «слезную просьбу», так это в милицию! Ты хоть помнишь, что наговорила моему аппарату?
– Н-ну, в общих чертах… А при чем тут милиция?
– Ладно, я тебе потом объясню, – хмыкнула Арбатова.
– Так вот, когда я узнала, что ты мне звонила, мне пришла одна любопытная мысль. Вернее, я вспомнила, как некоторое время назад в одной компании один весьма уважаемый в