И я стараюсь, но тщетно: все бегут мимо, едва заглянув в палатку, занятые своими мыслями. Я не замёрзла, а промёрзла! Кажется, что и клеточки живой не осталось.
В палатку заглянула девушка, спросила:
– Почём эти шапки?
– По восемьдесят пять. Отличное качество. Рядом такие же много дороже, – с трудом разжимая губы, ответила я.
Девушка внимательно рассматривала шапку. Вернула мне и ушла. Я, сдерживая слёзы, стала собирать вещи: иначе сейчас Лена уйдёт и мне одной придётся разбирать палатку.
Вдруг девушка вернулась:
– А за сто восемьдесят отдадите?
Я растерялась. Лена, кивнув головой, ответила за меня:
– Да, да, отдадим!
Положила шапку в пакет, взяла деньги.
Девушка говорит:
– Да, там шапки, как ваши, только лейбл пришит и цена двести пятьдесят рублей!
Взяла и счастливая убежала. Лена отдала мне деньги и говорит:
– Беги, пока ларьки и магазины работают.
Я говорю:
– Как же неловко: мы взяли на сто рублей больше!
На что она ответила:
– А за восемьдесят она бы и смотреть не стала!
Я купила всё необходимое. Быстро собрали палатку и сдали всё в камеру хранения. Спешу к остановке. Вот и мой троллейбус, даже есть свободное место. Села. В руках драгоценный пакет для моих мальчишек. Душа нестерпимой болью сжалась от мысли о старшем сыне. Он далеко от нас. Учится. Мы не виделись уже полгода. Я не успела оплатить его обучение, и почти нет шансов, что удастся оплатить. Как он там? Ребёнок совсем. Домашний и стеснительный. Каково ему там выживать?
Мальчик мой миленький, как же нам быть? Как выстоять-то? Я ведь простая деревенская женщина, затюканная жизнью. У меня совсем нет опыта, как выживать в таких условиях, как, наверное, и у многих. Никто ведь и не предполагал, что такая великая страна, как наша, без войны окажется в разрухе.
Ты мой первенец, ты моё солнышко, ты моя радость и надежда. Слёзы застилают глаза. Моя остановка. Бегу к дому, где стучат, ждут ещё два маленьких родных сердечка.
ТЕЛЕГРАММА ОТ СЫНА
От старшего сына пришла телеграмма: «Мама, забери меня отсюда!» И следом вторая: «Мама, переведи меня отсюда». У меня было просто состояние шока! Раз он так кричит на весь мир – значит ему очень больно и плохо. Я стала уговаривать, убеждать Алексея Гавриловича взять его к нам. Я говорила, что он будет учиться и помогать мне в выходные и в свободное время на рынке. Об этом мы говорили с сыном по телефону. Он ведь может учиться в нашем городе в медицинском училище, на том же курсе, если сделать перевод! Он долго молчал, потом сказал:
– Иди на работу, а в понедельник (выходной на рынке до обеда) сходим в училище.
Словами не передать, как я ждала этого понедельника! Пришли в училище, и там выяснилась страшная вещь для меня: курса, на который нужно перевести сына, нет! Есть первый курс, есть третий, все есть, кроме второго! Я растерялась: как такое возможно? Мне что-то говорили, объясняли.
Тогда