и в глубине глаз девушки Павел увидел какой-то скрытый призыв, смысла которого он ещё не мог до конца понять.
Здесь уместно сказать, что, несмотря на свои двадцать лет, Павел всё ещё оставался девственником. И это было несколько странно, поскольку, вопреки строгой советской морали, молодёжные нравы в восьмидесятые годы прошлого столетия не отличались излишним пуританизмом.
В Советском Союзе мало говорили о сексе. Можно сказать, вообще не говорили, если иметь в виду официальное искусство, образование, газеты и телевизор. Краткий курс полового ликбеза проводился только для подавших заявление в ЗАГС, но и этот суррогат сексуального просвещения часто игнорировался излишне скромными молодожёнами. Родители, впитавшие в себя общий дух пуританской морали, тоже не особо откровенничали с детьми.
Молодые люди оказывались в очень сложном положении, когда пробуждающееся половое чувство искало выхода, но не могло найти из-за недостатка информации. Пробел в знаниях заполняло общение со сверстниками и старшими товарищами – половое просвещение стало своеобразной разновидностью молодёжного фольклора, в котором ценные для жизни сведения передавались, как когда-то народные сказки, из уст в уста. Ходили в молодёжной среде и письменные источники вроде американских затёртых до дыр «Плэйбоев» или перепечатанной на машинке «Кама-сутры» со старательно переведёнными чёрной тушью изображениями сексуальных поз.
Но беда в том, что повышенный интерес к вопросам пола казался Павлу чем-то зазорным. Он бежал от слишком откровенных разговоров на сексуальную тему, отказывался от засаленных листков самиздатовской «Кама-сутры», ему были ближе советы Максима Горького и Николая Островского не поддаваться зову плоти, а бороться с ним изнуряющими физическими нагрузками. Следуя советам классиков, Павел активно занимался спортом: бегал кроссы, гонял на велосипеде, плавал в бассейне, играл в баскетбол; в стройотряд он записался тоже во многом для того, чтобы летом не поддаваться расслабляющей праздности.
Но, если честно, повышенные физические нагрузки помогали мало. Во сне случались ночные поллюции. Иногда сексуальное напряжение возрастало до такой степени, что приходилось мастурбировать, за что он потом долго себя ругал, считая онанизм стыдным и недостойным комсомольца занятием, и тем не менее, снова и снова прибегал к нему, потому что в борьбе духа и физиологии в большинстве случаев побеждает физиология, если, конечно, не иметь в виду великих аскетов и святых.
Так Павел мучился со своей проблемой, а вокруг ходили девушки, многие из которых готовы были принять участие в её решении. Павел отлично это понимал, но вместо того, чтобы попытаться сблизиться хотя бы с одной из этих девушек, он избегал их.
Все девушки в его сознании разделились на две большие группы: в одну попали прекрасные и недоступные, достойные лишь платонической любви (к их числу, безусловно, принадлежала и Маша), а в другую – весёлые и открытые,