но я сверху успеваю увидеть: адъютант короля, встревоженный нарастающим напряжением, подносит руку к чёрной кожаной кобуре своего пистолета. Кто-то рядом с ним, гражданское лицо, хватает его за руку и не позволяет ему вытащить пистолет. Мне кажется, что я расслышала повелительное: «Не сходите с ума!». Если бы офицер вынул из кобуры пистолет и если бы хоть кто-нибудь это заметил, случилось бы непоправимое!
Королева по-прежнему улыбается, её лицо сохраняет спокойствие. Не знаю, быть может, потому что она гречанка, эта неподвижность, это самообладание, заставляет меня вспомнить кариатиды. Прямой торс. Она напоминает статую, кажется, что она даже не дышит. Руки крепко сплетены. Она всё время остаётся невозмутимой и бесстрастной. Быть может, королева вообще лишена эмоций, быть может, она сделана из камня. Бросаю взгляд на её руки. Это не мягкие, слабые, безжизненные руки, как бы живущие отдельно от своей хозяйки. Нет. Это сильные, большие, крепкие руки. Они полны жизни. В них идёт какая-то работа. Кажется, будто именно они помогают королеве сохранить присутствие духа.
Верно, так и есть: когда по приказу премьер-министра автономного правительства Гарайкоэчеа в помещение входят полицейские и выволакивают лихих запевал, именно в этот момент королева расцепляет свои руки. Глубоко вздыхает. Расслабляется. И тогда я вижу, что она вовсе не из камня. Почему я это знаю? Да потому что на ладонях её рук я вижу глубокие следы от ногтей. Отсюда, сверху, я даже могу их сосчитать: пять маленьких глубоких следов на каждой ладони. Десять углублений, которые через какое-то время исчезнут, но сейчас они там, это убедительное доказательство её самообладания. И я это запоминаю.
Во время той поездки король и королева побывали в казармах полицейских и жандармов. Вдруг – не помню уж где – королева спрашивает, «нельзя ли заглянуть в бар, кафетерий или закусочную, если они есть». Возникает некоторое замешательство среди организаторов, потому что это не предусмотрено программой визита. Королеве предлагают принести кофе, чай, прохладительный напиток. Но ей ничего не нужно: «Мне просто интересно знать, как здесь живут люди. Есть ли у них в баре мини-футбол, телевизор… И потом, если это возможно, я хотела бы посетить дом какой-нибудь семьи жандарма». А там, в этих домах, женщины смелые и независимые. Безо всякого жеманства они обращаются к королеве: «Проходите сюда, госпожа королева, донья София». Королева заглядывает во внутренний дворик одного из домов, и в другие, по соседству. Ржавые железные балкончики, оранжевые газовые баллоны, коробки, мусор, какой-то нелепый курятник, шкаф с разбитым зеркалом, развешенное бельё. Королева замечает, что в домах, где живут жандармы, на бельевых верёвках сушится много простыней и покрывал. Она удивляется. Спрашивает. Одна из женщин, засучив рукава, поднимает простыню, а под нею… носки, рубашки и тёмно-зелёные брюки жандармской формы. Уже выходя, королева замечает: «Они, наверное, простынями прикрывают жандармскую