августовский полдень, тот день был неприлично жарким по нашему климату. Меня тогда пристроили в помощь к одному из ветеранов, притащить заштопанный мешок в зал. Вот тут нам по пути и встретился Шестак. Вид у него был не то чтобы комичный, но уж точно необычный: он шел нам навстречу в черном пиджаке и штанах, рукава и штанины которых были основательно короткими. Верхние пуговицы рубахи были расстегнуты, а на шее на резинках болтался тонкий галстук, фасона тогда знаменитого. Он выглядел как тонкая селедка, с блестящей пальмой и какой-то грудастой средиземноморской красоткой в блестящих же трусах. Всю эту картинку венчал букетик в его вытянутом здоровом кулаке. Цветков было два, и они обреченно свесили головы. Шестак был «под мухой». Ветераны жарко поприветствовались, упокоив мешок полежать на земле. Шестак начал свой рассказ, ему явно хотелось выговориться. И он поведал, как вчера, после тренировки и буфета, пришел домой в очень игривом настроении. Жена его, Тамара, в это время мыла посуду, и он с ней пустился поиграться. Сам он так рассказал:
– Зашел я на кухню, а она тарелки вытирает. Я ей, раз, слева в животик показал, – и тут же продемонстрировал на улице весь процесс заигрывания с женой. – Раз-раз показал, а потом правой накинул через руку в голову.
Только потом стало понятно, что он ей, шутя, сломал челюсть. Сейчас он идет к ней в больницу, в надежде, что она его не выгонит из дома. По выражению его лица было понятно, что он не в первый раз покушался на ее челюсть. Его пьяные глаза прямо увлажнились от жалости к Тамаре.
Похоже, не выгнала, хоть он сегодня на ринге двигался тяжеловато, но был чисто выбрит и отглажен. Если совсем честно, то я знал его совсем с детства, конечно, с учетом нашей разницы в возрасте где-то в 20 лет. Когда-то мы жили в соседних бараках. Они стояли в строгую строчку, и их было три, плюс еще один, который стоял торцом. Я жил в среднем бараке, а Шестаки – в первом. Но адресный счет почему-то шел справа налево, как-то не по-нашему: 17,16,15,14. Не то чтобы я там, на участке, виделся с ним, но в одном случае он мне очень даже красочно запомнился. Мне тогда было около 13, и примерно такого возраста нас было приличное количество. И, конечно же, у нас были свои, отличные от других регионов большой страны, развлечения. Шестаков в барачной комнате было много, но он, в возрасте за 30, был там самым старшим. Он, наверное, где-то и работал, но боксом занимался точно. Один раз я четко видел эту картинку. Был у него брат, Коля, неизвестно, насколько младше старшего, но мы его все время дразнили и третировали. Он был на участке за дурачка, болевшего недугом с малопонятным нам тогда названием «менингит». Болтали, что вроде его лечили тем, что долбили зубилом голову. Так вот, их окно в бараке, которое зимой наполовину заметалось снегом, в тот поздний вечер было нашим местом развлечения, впрочем, и не оно одно. А игра была такая: в зоне видимости этих блестящих в сумерках окон мы, как солдаты, устраивались в холодных сугробах и по результатам считалки выбирали одного, который по-пластунски, загребая голенищами