Ты как себя чувствуешь? – поинтересовалась я у нее.
На первый взгляд она выглядела как абсолютно здоровый обычный ребенок, разве что сонный. Вон даже шов обивки дивана отпечатался на щечке, да косичка немного растрепалась. Девчушка задумчиво пожала плечами и широко зевнула.
– Как обычно. А что? – в свою очередь полюбопытствовала она, сев уже нормально, и невольно почесала край пластыря на шее. Поморщившись, попыталась его тут же отлепить.
– Постой-постой, что ты делаешь? Разве доктор разрешал? – машинально остановила ее, не зная, что еще делать и говорить.
Может, и вправду помахать рукой в указанный угол, чтобы к девочке пришли? Впрочем, уверена, за нами и так наблюдают… Вот только это вполне может быть очередной фазой эксперимента, и не факт, что вмешаются до того, как произойдет что-то нехорошее. В глазах наблюдателей ребенка заперли в клетке с жестоким хищником, то есть со мной. Черт! Надо было допросить получше тех медбратьев!
– Я всегда так делаю, и всегда все нормально было, – заговорщицким шепотом сообщила мне малышка и все же сорвала пластырь, несмотря на мой протестующий вскрик. Тут же коснулась кожи под ним и победоносно улыбнулась, оттянув ворот рубашки. – Видишь? Все нормально. Чешется только.
– Вот скрести грязными ногтями точно не стоит, – проворчала я, все же перехватив ладошку маленькой Астрид, и озадаченно уставилась на чуть припухший след от толстой иглы на шее. На пластыре оставалось небольшое алое пятнышко, но сама ранка не кровила. И все же выглядела совсем свежей, как и должна выглядеть у обычного человека.
– И ничего не грязные они у меня, – тут же скуксилась малявка, выдергивая ладошку. – Знаешь, сколько в яркой комнате деза… дези… – Она наморщила лоб, вспоминая сложное слово.
– Дезинфекционных средств? – предположила я.
– Ага. Куча! – Подтверждая свои слова, она развела руки в стороны.
– А часто ты бываешь в яркой комнате? – спросила я, понимая, что так она называет, скорее всего, операционную.
– Да по-разному. Папа говорит – и я иду, – бесхитростно улыбнулась она.
– И тебе не страшно?
– Не-ет, – помотала она головой. – А чего бояться? Я прихожу, ложусь, засыпаю, а просыпаюсь уже у себя в комнате. Здорово, правда?
Малышка аж подпрыгнула на своем месте, довольно улыбаясь. У меня же защемило сердце от того, насколько сильно девочка ничего не понимает. Пока к счастью, но рано или поздно ей откроют глаза на жестокую реальность.
– А потом ничего не болит?
– Бывает. Папа говорит, я ворочаюсь во сне и падаю там с кровати. А там много острых предметов. Ну и вот. – Мне под нос ткнули ту самую ручонку с бинтом, предварительно задрав рукав повыше. И Астрид тут же затараторила, захлебываясь от восторга: – Это я в прошлый раз так упала. Знаешь, что там? Шра-ам! Большо-ой такой. Но доктор Филинс сказал, что, если я буду делать все, что говорят, однажды он исчезнет. И новые шрамы больше никогда не появятся, представляешь? Я буду как ты!
– Как я?
– Да.