шкуру и скопы пахучих ветвей и, выбравшись из груды мешков, подошёл к факелам. Шелест усилился, и юноша понял, что треск издавали именно они. Причудливый лад огня, похожий на крохотный вихрь светящихся и кружащихся пылинок, исходил из окончаний черенков факелов, пропитанных частичками света! И частички эти под тягой воздуха поднимались к дымоотводу, превращаясь в белый дым. Словно завихрения кружили они, а завораживающее пылевое пламя, как показалось юнцу, источало больше свечения, чем виделось привычным взором. Юноша долго рассматривал причудливый склад стихии, а потом осторожно подул на потоки частиц одного из светочей. Светящиеся пылинки всполошились. Часть из них осталась на черенке, а другие беспорядочно завертелись и, на миг покинув своё местопребывание, вернулись обратно и выстроились в прежнюю цельную круговерть.
– Ух ты! – удивлённо воскликнул Салас.
Юноша протянул руку к факелу, норовя ощутить теплоту пламени, но внезапно ужаснулся от представленного зрелища. Уклонившись от своей же кисти, он подался назад и плюхнулся наземь, а затем принялся отползать, пока не упёрся спиной в мешки с убоиной. Деваться уже было некуда, и юнец замер, затаив дыхание. Он не мог поверить своим глазам! Осознав, что эта омерзительная конечность принадлежит ему, подросток медленно и с опаской приблизил её ко взору, а затем стал вращать кистью, рассматривая её отвратное сочленение. Рука Саласа – и одна, и вторая – была лишена кожного покрова!
Из красной жилистой ладони и с тыльной её стороны торчали оголённые кости фаланг пальцев, а их начала перерастали в сплетения мышц, мяса и кровеносных сосудов длани. Сочетания руки прятались под кожаные обмотки до самого локтя. Немного приподняв руку, загонщик разглядел и кость на локте. А хитросплетённые, словно витьё лиановых бечёвок, красно-синие мышцы руки выше локтя уходили под одеяние на торсе. Вся эта оголённая жуть блестела под свечением факелов! По телу подростка пробежала дрожь и проступил холодный пот. Едва Салас осознал, что на нём нет ни кусочка людской кожи, его чуть не стошнило.
Подросток ещё раз осмотрел свои пальцы, а затем взглянул на неприкрытые обмотками мышцы ног. Красная груда таких же сплетений, что и на мускулах верхних конечностей, словно свежая мякоть вырезки с бедра Полосуна, сияла перед глазами. Белые кости, похожие на известковые чаши, что для светочей в стойбище изобрёл Варн, торчали в местах коленей, а из-под лоскутов ниже голени в сандалетах виднелись белые фаланги с когтями.
Салас поднялся с земли, и его осенило. Он нерешительно коснулся лика. Ощутив на нём присутствие кожного покрова, юнец с облегчением вздохнул. Затем он правой рукой медленно потянулся к ладони левой. Боясь почувствовать боль из-за неимения кожи, подросток, затаив дыхание и сощурившись, дотронулся до костей пальцев. Не ощутив ничего необычного, Салас открыл глаза и, уже глядя на действо, повторил движение и снова обомлел. Он водил обнажённой рукой по обнажённым местам другой руки, и во взоре его представлялось, что пальцы не касаются оголённой плоти, а дотрагиваются до невидимой, но осязаемой пустоты. Подросток, осмелев,