что отказывается продолжать путь во тьме.
Над ухом заскрипело. Запах, густой, как сметана, залепил Кристинины ноздри. Чьи-то руки вцепились ей в плечи и потащили, обдирая, наружу.
Решетка стукнула позади нее сомкнувшейся челюстью.
– Невероятно, – Кристина очнулась от голоса Барбары. – Как же он ее пропустил? Убийца тоже был ребенком?
Человек по имени Свет
Проходили мимо магазинчика Мо, когда Шейла придержала Лайта за рукав и мотнула головой в сторону входа. Наблюдательность, за время общения с мертвецами и рыборотыми выросшая на три головы, не оставила Лайту ни единого шанса: придется лезть в опечатанное копами здание.
– Ключ, – пробренчала кукла голосом заводной игрушки.
– Я не найду, – попробовал Лайт. – Там целый магазин всякого.
– Ключ, – сжала липкую клешню Шейла, и Лайт понял, что не готов вставать против.
Он проклинал свою мягкотелость. Мгновения, проведенные с Мириам, поблекли, романтическая позолота, когда-то так трогательно скрашивавшая серый быт, растрескалась и облетела. Расстрельная команда будней поставила Лайта к стенке. В душе моросил дождь, и каркали вороны. Дорожные знаки «Лузер» и «Тебя используют» мерещились на каждом перекрестке.
– Какой ключ? – сдался Лайт. – От чего он хотя бы?
Шейла не сводила с него своих бутылочных глаз. Конус ее головы напоминал театральную тумбу, которую плотно залепили афишами. Отдельные куски скотча отклеились и парусили на ветру.
– Маленькая дрянь! – не выдержал Лайт и вцепился в хрустнувшие локти куклы. – Ты можешь объяснить, что это за ключ?!
– Слова. Ослабляют. Пружину, – выдавила Шейла. – Умру.
– Безумие, – сдулся Лайт. – Полный бред. – Шейла продолжала стоять посреди улицы. – Да, знаю, знаю! Ключ!
Тишина в разгромленном магазине стояла такая, что каждый шаг Лайта звучал, как выстрел. Здесь можно было найти что угодно, но только не то, что нужно. Лайт заблудился среди курганов опрокинутой мебели и липких озер краски. Судя по отпечаткам ног, буквально пару часов назад здесь было людно. «Может, ключ у них? – мысль выскользнула на улицу вдогонку следам, но Лайт не спешил за ними. – Мириам, радость моя, подскажи. Сейчас тот самый случай, когда я обменял бы сотню бесценных, но непонятных видений на одно – конкретное».
По опрокинутой гладильной доске, потешно задирая негнущиеся ноги, промаршировали двое пластмассовых солдат. Один имел белые усы и нес на вытянутых руках ружье, похожее на рыбу с прикладом. Другой, ободранный, установил между ними забор из печенья. Лайт, затаив дыхание, следил за их пантомимой. Первый дернул ружьем. Приказал что-то. Второй ткнул рукой в сторону Лайта. С его стороны на доску вскарабкались еще двое. У Лайта перехватило дыхание. Напротив совершенно одинаковых фигурок солдат – он готов был поклясться, что узнал их – стояла безумная крючкозубая парочка. Усатый спрятался за печеньем. Ободранный нырнул с доски. Ненормальные разделились, девица двинулась за беглецом, ее муж занялся ружьем. Печенье разлетелось