осторожничал, но ожидание уже сожгло ему пятки.
Он видел спину Бойла, застывшего посреди улицы. Тот слушал кожей. Она никогда не обманывала, не подводила. Кожа твердила Бойлу – измена, кожа щипала Бойла – обман. Он не шевелился, едва раздувая ноздри. Руки Бойла следовали своим, одним им ведомым орбитам, готовые в любой момент подарить пару монет на глаза и ключи святого Петра в придачу. Кайл заметил, что пальцы Барнби еще шевелятся, он слышал, как предательски скрипят половицы, выдавая человека на втором этаже, Кайл чувствовал гордость, что не выскочил из аптеки, а значит – имеет шанс выстрелить вторым. Но пули все не было, и уже скрип казался обманкой, пасынком воспаленного воображения, миражом.
Бойл рискнул – кожа велела бежать, кричала: «Стой!», – но Бойл не хотел праздновать труса перед Кайлом. Бойл ослушался кожу, открыл пасть, втянул носом воздух, доверился человеческим чувствам.
Предал Принца, а тот не прощал измен. Бойл сделал три быстрых вихляющих шага в сторону Барнби, склонился над ним. Волк обнюхивал крысу. Та задрала голову и жалобно пищала. Волк потерял бдительность.
– Здесь маловато, – Бойл не сразу разобрал, что шепчет ему Барнби, – для двоих.
Клыки вонзились одновременно. Из спины Бойла полетели кровавые ошметки, голова крысы завалилась набок. Со ступеней плеснуло багровой волной, кровь тут же ушла в песок. Кайл не сдержал вопля досады.
– Дрянь! Скотина! Ублюдок! – бесновался он, бессильный перед страхом покинуть аптеку. Она казалась единственным надежным местом. Гаррисон убежал, старуха помчалась за ним, Грю ревет, а Кайл застыл у мертвого оленя с ножом в руке и не знает, бросить его, начать свежевать, наколоться на нож самому или отправить вслед животному эту сопливую девчонку – своего брата.
Наконец Кайл собрался с силами.
Город дышал гнилью. Никто больше не жил под луной. Салун стоял, как раскопанная могила, как шлюха с раздвинутыми ногами, как объятия матери. Кайл Мак-Брайт вышел из тени, и ночь ослепила его серебром. Луна накрыла улицу дырявой фольгой, каждый шаг давался с трудом, каждый взгляд стоил года жизни. Красота натурально резала глаз.
Шаркая, Кайл Мак-Брайт дотащился до крыльца. Бойл и Барнби лежали рядом, как братья из одного стручка. Смертельные враги, не способные разлучиться даже по ту сторону. Кайл переступил через них и вошел в дом.
Ступени молчали.
Он ждал их ворчливого голоса, надеялся, что тот расколет тишину, но чем выше поднимался, тем гуще становилось молчание.
– Гаррисон! – позвал Кайл, не в силах терпеть. – Гаррисон, брат.
Это слово, настолько естественное и родное, покрылось плесенью и воняло. Вторая дверь слева была приоткрыта. Кайл тихонько толкнул ее ногой.
Обрубок сидел прямо, как индейский тотем, вытесанный из секвойи. На его коленях горкой лежали вскрытые револьверы. У ног темнела куча тряпья. Вокруг стула, на котором сидел истукан, широким кругом стояли патроны. Это было дико. Револьверное кладбище. Казалось, немой