их! Быстро!
Он не мог видеть, как страдают раненые животные. Солдаты приставили мушкеты к головам лошадей, а Шарп принялся разглядывать своих стрелков.
– Все живы, сэр. – Харпер уже успел пересчитать солдат.
– Спасибо.
Никому из них не угрожала серьезная опасность до тех пор, пока они оставались в строю и не выпускали из рук штыков. Шарп вспомнил, что думал о том же, когда Южный Эссекский гордо вышагивал по полю под своими развевающимися новенькими знаменами. А теперь боевой дух Южного Эссекского сломлен.
Шарп попытался подсчитать потери. На поле боя осталось не больше тридцати или сорока французов – достаточно много, если вспомнить, что их было всего четыреста, но они покрыли имя своего полка славой и заставили британцев и их союзников понести солидные потери. Сто человек? Шарп посмотрел на горы тел. Весь путь к мосту был усеян погибшими солдатами – сколько их, сосчитать невозможно. Цифра получится большой, а ведь еще есть раненные, те, чьи лица изуродованы саблями французов, кто лишился зрения. Их отправят в Лиссабон, а потом на кораблях домой, где оставят на попечении бездушного общества, которое давно разучилось сочувствовать нищим инвалидам. Он содрогнулся.
Впрочем, дело не только в погибших и раненных. В самом первом бою у батальона Симмерсона отняли гордость. Шарп провел в действующей армии шестнадцать лет, не раз защищал знамена в самой гуще сражений и безжалостно орудовал штыком, стараясь добраться до вражеских штандартов. Он видел, как захваченные знамена торжественно проплывают под победные вопли над толпами, собравшимися на площадях и улицах больших городов, но впервые в жизни он стал свидетелем того, что британский флаг захвачен во время битвы. Шарп знал, как будут торжествовать враги, когда новый воинский трофей окажется в армии маршала Виктора. Очень скоро Уэлсли придется вступить в бой – не против четырех эскадронов французской кавалерии, это будет настоящее сражение, в котором машина смерти, артиллерия, почти не оставляет шансов на спасение, и французы пойдут вперед, зная, что однажды им уже удалось унизить британцев.
Шарп почувствовал, как у него рождается идея, такая невероятная, что он даже фыркнул, и юный Пендлтон, дожидаясь момента вернуть лейтенанту ружье, улыбнулся своему офицеру:
– Нам удалось, сэр! Мы сумели это сделать!
– Что сделать? – Шарпу очень хотелось как следует обдумать свою мысль, но у него было слишком много других забот.
– Спасли знамя, сэр. Разве нет?
Шарп посмотрел в юное лицо. После многих лет воровской жизни на улицах Бристоля лицо мальчика было истощенным и печальным, но глаза сияли, в них читалась отчаянная мольба, и Шарп улыбнулся:
– Да, мы это сделали.
– Я знаю, мы потеряли другое, сэр, но ведь мы не виноваты, правда, сэр?
– Нет. Если бы не мы, они лишились бы обоих флагов. Мы все здорово сделали!
– А вы и сержант Харпер, сэр… – Мальчик сиял, он говорил быстро, словно ему не терпелось поделиться своим восторгом. – Они вас боялись, сэр!
Шарп взял ружье и рассмеялся:
– Ну,