Так что повторюсь, Буффало, что должно произойти – произойдёт, но это не значит, что я не буду бороться вопреки этому, ведь исход меня может не устраивать, да и судьба человека такая – попытаться всё исправить.
– Так есть смысл перемещаться во времени, если изменить ничего нельзя? Почему именно так происходит?
– Ты бы хотел теорию струн? Изменять всё на ходу, то, что нельзя контролировать?!
– Что? Ты вообще умеешь подбирать слова, не только известные тебе?
– Вот—вот, гитара при чём здесь?
– Теория струн, – терпеливо сказал Дик, – это теория мультивселенных… Если короче и не углубляться…
– Да, пожалуйста, давай не будем углубляться, хватило рассказа о безумном старике, да, Ника?
– В теории струн говорится, что есть куча вариантов нашей жизни и наших поступков. В других жизнях мы можем быть кем угодно – от почтальона до президента, точнее, уже являемся ими, только в параллельном мире. И таких миров столько, сколько позволяет фантазия. И, перемещаясь во времени, можем создать свою струну.
– Ты знаком с этой теорией, Дик? – спросил Ника.
– Да. Пришлось когда—то прочитать о ней. – Тихо с грустью произнёс Дик. А грусть у него оттого, что он хотел бы, чтобы это было правдой, хотел прожить другую жизнь в мире без кошмаров, в мире, в котором у него есть и другие сны. И там, где ему не страшно закрывать глаза и не возникает желания убить себя после очередного кошмара.
– Это всё как теория, не подтверждённая ничем, мы ещё не нашли путешественника и не создали машину времени. Думаю, что если это всё так, то время специально создало такие правила ради избежания хаоса. Представьте, если кто—то создал машину, какой был бы соблазн поменять своё будущее? Это у обычного человека. А если такая штука попадёт правительству разных стран, террористам, что будет? Мы, конечно, не узнаем, что поменялось, но мы могли бы и не родиться. Все мы хотим исправить прошлое, всем нам есть что исправлять, но вы готовы позволить какому—то человеку, чтобы он менял твою историю под себя? Я – нет, в таких глобальных решениях я не готов никому доверить такое устройство. А то, что для этого созданы парадоксы – всего лишь теория, в которую хочется верить. Хочется доверять, что она спасёт нашу судьбу от чужого вмешательства.
– Значит, нельзя убить Гитлера? – спросил Капитан.
– Нет. – Ответил Ника. – Может, вы станете тем, кто вдохновит его на войну.
– Херня. Полная чушь…
– А возможно, она уже изменена? Ты не думал об этом? То, что уже есть и что мы видим, уже было изменено во благо.
– Разве мы что—то можем менять во благо, Дик? У кого хватит воли следовать по пути неизбежного, не пытаясь изменить хоть что—то в своей жизни?
– Только у безумца… – философски заметил Роми.
– По—нашему говоря, у дурака! – дополнил Буффало.
– У нас пара минут. – Перебил их пилот. – Мы уже над Мексикой.
– Так, господа, готовимся.
Все проверили оружие, патроны.
– Напоминаю нашу задачу, если кто забыл после такой забавной истории от Ники. Сегодня,