виновнице торжества, произносили тосты и поздравления.
– Время пробовать торт! – радостно выкрикнула именинница.
Гости замерли в ожидании. Когда Белла подняла крышку, они вздохнули и издали возглас восторга. Особенно всем понравилась фигурка в почти таком же платье, что было на самой виновнице торжества. А она тем временем с гордостью разрезала нижний ярус праздничного торта на кусочки, передавала тарелочки гостям.
Все взяли по кусочку и продолжили веселиться, поедая угощение.
Белла отрезала себе кусок от верхнего яруса и погрузила в негов илку, положила десерт в рот, наслаждаясь вкусом. Тут она почувствовала, словно что-то мешается ей на языке. Она вытащила клок шерсти, потом еще один. Подцепив вилкой и раскромсав торт у себя в тарелке, она увидела между слоями бисквита и крема собачью шертсть. Черную, как у Боба, их бывшей собаки.
Белла отпустила его с поводка и не уследила, пес потерялся. Как и две их предыдущие собаки. Она выронила тарелку вместе с куском торта, крошки и крем разлетелись по полу.
– Ты чего? Тебе плохо? – спросила ее Лара.
– Там шерсть собаки. Видишь ее?
– Нет.
Белла тем времеем проверила другие два яруса. В среднем оказались листья погибшего цветка. Его она также узнала. Как-то они с мужем уехали на отдых, оставив ключи соседке, чтобы та проверяла почтовый ящик, но ничего не сказали про цветы. Собак у них тогда уже не было.
В нижнем ярусе торта Белла ощутила странный привкус. Это что? Капли для носа? Такие еще с самого детства брызгал их сын. Как-то ему их купили от насморка и не следили, сколько и как он их капает, в итоге у ребекна возникла зависимость, не проходявшая и во взрослом возрасте.
Сославшись на недомогание, Белла остановила праздник, и гости стали недоуменно расходиться, складывая с собой остатки угощения.
Ларри Таллер потирал руки, ведь ему удалось подловить наконец этого Антона и снабдить его шариком, а еще к нему лично обратилась та самая Белла и заказала шарики для оформления праздника.
Этих и других людей он взял на себя при довольно странных обстоятельствах и теперь знал о них практически все.
Ларри очень нравились слова Чехова о том, что в человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли.
Вот только вокруг было полно тех, в ком ничего такого не обнаруживалось. Душа у них была пустая, без какого-то движения, таланта или понимания жизни, мыслей могло и вовсе не быть, кроме как о том, что нужно куда-то пойти или что-то съесть, одежда просто прикрывала наготу и позволяла беспрепятственно перемещаться по улице, не вызывая гнева прохожих, а лицо было совершенно обычное, хотя красота его может быть даже не следствием особого набора черт лица, а скорее внутренним состоянием, которое лицо показывает, как зеркало.
Все эти люди, свободно разгуливающие по Петербургу и не только, были неким подобием настоящих людей, словно их надули, как воздушные шарики в виде человека и пустили по ветру.
И