огненному дару яд не страшен.
Из-под низко надвинутого колпака я видела лишь твердый подбородок девицы. Отметила ее идеальную молодую кожу и злую линию припухших, словно от укусов, алых губ. И волнистый белокурый волосок, выделявшийся на темно-синей ткани, словно след кометы на ночном небе. И холеные пальчики с полированными ноготками, державшие чашу. И вода в ней показалась мне слишком черной и мертвой.
Я сложила за спиной руки в тайный вейриэнский знак, которому меня обучил еще Рагар: «Опасность!»
– Скорее эти каменные цветы расцветут, чем я приму чашу из твоих рук, сестра! – с этими словами я сорвала капюшон с «монашки» и отпрянула в сторону. Пусть все увидят и узнают «девственницу», потерявшую счет владевшим ее телом мужчинам.
Рассыпались белокурые локоны, с ненавистью глянули сапфировые глаза, алый рот раскрылся в злом оскале:
– Ненавижу тебя, брат! Будь ты…
В этот миг в чашу ударил сельт, выбив ее из рук. И вода, вопреки всем законам природы, не пролилась на мрамор крыльца, она свернулась в воздухе черным змеиным жгутом и плеснула в лицо принцессы, попала в ее раскрытый в проклинающем крике рот. В синих глазах вспыхнул дикий ужас.
Моя прекрасная сестрица Адель – я точно знала, что это она, словно кто крикнул в уши, – захрипела, стремительно чернея лицом, осела вниз и застыла ледяной коленопреклоненной статуей, схватившись одной рукой за горло, а второй – за белую рукоять вонзившегося в ее живот второго сельта. Подозрительно округлый живот. Да она беременна! – ужаснулась я.
Вейриэны, в мгновение ока запрыгнувшие на крыльцо, подхватили парализованную принцессу, втащили в храм – онемевшие от потрясения жрецы уже не препятствовали, посторонились, а какой-то служка суетливо побежал рядом, показывая боковой вход в подсобные помещения.
Я не оглядывалась на свиту. Их реакцию мне потом Эльдер опишет. Нет воплей и паники, и хорошо. Подошла к замершему столбом бледному настоятелю – мужчине уже за пятьдесят, с чисто выбритым по инсейской традиции лицом и слегка обрюзгшими щеками, которые мелко тряслись. По его лбу стекала капля пота, а руки, державшие главную чашу, дрожали так, что содержимое расплескивалось. Обычная прозрачная вода с виду.
– Прости, государь, – прошептал он. – Она принесла темный амулет с собой, мы не знали, не поняли… Я не заметил… Виноват. Помилуй, государь.
Я на миг прикрыла глаза, давая понять: прощен. Вряд ли заговорщики посвятили этого человека в планы. Скорее, подставили под гнев короля и вейриэнов, обязанных охранять мою жизнь по договору с Робертом.
– Они сказали, что принцесса хочет вымолить ваше прощение, что вы простили бы сестер перед народом в честь коронации!
– Кто они?
– Кардинал и настоятельница монастыря, где… где…
Да он же сейчас в обморок грохнется и прощай, коронация. Хуже не придумать. Столько знамений для летописцев и их страшных сказок о короле Лэйрине! Вон, как жадно вытянули шеи герцоги да графы, а их свита лезла