пропали все мысли, – то ли спросила, то ли подтвердила Кабатсонэ.
– Легко ответить на вопрос «Кто я?». Если говорить через профессию, то этот скрипач, этот дирижер, если через связи, то вот эти дамы – мама и дочь, – Эрра замолчал на секунду и продолжил. – Сегодня ты – жених, а завтра – муж, но я понимаю, что речь идет о чем-то ином, о сокровенном. О той сути, что, собственно, и делает тебя таким, а не другим.
– Суть тоже должна иметь признаки. У нас с тобой есть один совпадающий признак: мы оба не спим там, где всё спит.
– Легко сказать, что я – это точно не ты, но ответить на вопрос «Кто я?» – сложно. Это то же самое, как найти истинное лицо, вернее, как найти порядок в море человеческого хаоса масок и ролей. Как же отказаться от ценностей, заслуг и привилегий, от своего тщеславия и славы, что я такой-то и такой-то? Ради чего тогда жить? Ведь все стремятся выделиться и стать кем-то великим, чтобы увековечить себя в памяти людей.
– Твой талант, твой статус и твои регалии по сути не твои достижения. Это как очередной кусочек глины для очередного кирпичика в постройке тюремной стены, окружающей твою душу.
– Ага, значит, я – это моя душа. Ну, она-то у меня точно одна, – воскликнул Эрра. – Может быть я – это Душа?
– Душа без тела разве способна жить в мире людей сама по себе? – спросила Кабатсонэ, вставая с пуфика. – Ты готов расстаться с телом и жить бестелесной субстанцией? Навсегда потерять возможность потанцевать со мной и делать кое-что еще? Ты готов от этого отказаться?
Кабатсонэ, не прекращая вязать, встала, поставив одну ногу вперед в разрез платья. Восхитительный вид ее фигуры притянул взгляд Эрры так, что говорить он был уже не в силах.
– Не-а-а-а, – протянул Эрра, не отрывая глаз от ее тела, и выдавил из себя слова. – Может быть, когда-нибудь потом, но точно не сейчас.
Кабатсонэ села, продолжая вязать.
– Ты не можешь ответить потому, что, ослепленный своими успехами, погребенный под неудачами жизненных обстоятельств, ты разбил зеркало истины, через которое мог бы увидеть видеть себя в свете своего сокровенного я.
– А ты видела себя в зеркале истины?
– Да, я такая же, какую ты видишь перед собой. Я уже не могу быть другой. Это необратимо. Пути назад нет и у тебя, похоже, тоже его нет, – сказала Кабатсонэ, глядя под ноги Эрры.
Эрра оглянулся и посмотрел под ноги. Удивительно, он стоял на абсолютно ровной круглой дощатой площадке посредине площади. Вокруг были дома, но не рядом. Площадь была заполнена людьми, они стояли, подняв голову. Все смотрели на эту круглую площадку, люди в окнах и на балконах домов тоже смотрели. Смотрели и спали.
– Господи, да это же плаха! – воскликнул Эрра.
Кабатсонэ сидела рядом с ним на том самом месте, где рубили головы. Эрра уже начал привыкать к смене картин, но это место шокировало его. Его красавица была замотана в шелковый плащ с капюшоном черного цвета так, что видны были только губы и кусочек подбородка, и всё. Из-под плаща были видны