сложенное тело. И душа его была прекрасна и чиста – Ганс в этом не сомневался, ведь Шварцкопф старался брать именно таких.
Когда-то давно, в самом начале темной вечности (хотя, как у вечности могло быть начало – карлик сам этого уже не понимал) барон рассказал ему о силе.
– Силу я получаю, принося жертву на Алтарь Дракона каждое полнолуние, ровно в полночь— говорил барон, – Драгоценная сила, дающая власть! Чем чище душа принесенного в жертву, тем больше силы дается мне. Это может быть юноша, лучше девушка, а лучше всего чистая невинная душа ребёнка. Но только не младенца! Когда я вижу дитя, лежащее в люльке, я не могу знать, кем оно станет – праведником или бандитом. Нет, мне нужен ребёнок настолько взрослый, чтоб можно было понять наверняка – его сердце останется чистым несмотря на все соблазны и грязь этого мира. Погубить такую душу для меня – особенное блаженство, и от этого я получаю огромное количество силы! Вот только трудно сейчас найти подобную жертву. Почти у всех людей души с какими-то червоточинами. Либо вовсе грязные. А от грязных мало проку. Вот от твоей, Ганс, вообще бы не было никакого.
– Вы – зверь, – сказал тогда ему карлик и услышал в ответ жуткий, леденящий кровь смех.
– Да, Ганс, – смеясь, говорил барон, – я зверь. А ты, Ганс, ты – мой зверёныш.
Карлик всегда выполнял волю хозяина, всегда – в своей вечности, и сейчас он должен был закончить начатое, но не мог. Забытое уже давно чувство жалости к другому , как иголка, больно кольнуло его в сердце, и этой боли он не хотел. Карлик рассвирепел. Он не может закончить работу?! Так он знает, что надо делать! "Ты так прекрасен, – со злостью подумал карлик, – а я – урод. Я ненавижу твою красоту. Ты имеешь всё, чего нет у меня – и потому ты должен умереть! Вот так!" И он крепко сжал молот. Пять! Шесть! Семь! Восемь! – раздавались яростные удары. Вот и всё, руки и ноги пленника прикованы, теперь осталось только дождаться хозяина.
Карлик положил молот и сел около помоста. Близилась полночь. Луна поднялась уже высоко, в её свете лес был красив мрачной красотой. В глубине леса вдруг показался маленький красный огонёк, рядом с которым Ганс увидел два чёрных силуэта. Они приближались к карлику. Это были фон Шварцкопф и Агнета. Отблески красного огня горели в их глазах. В руках у барона был факел.
– Славно, Ганс, – сказал фон Шварцкопф, подойдя к карлику. Факел осветил поляну.
Показалась нарисованная на земле огромная пентаграмма, по углам которой стояли черные свечи высотой в половину человеческих роста. Помост – жертвенник стоял внутри пентаграммы, между центром и одним из ее углов.
Барон стал поочередно зажигать свечи. Когда над каждой из них появился ровный огонек, барон встал перед пентаграммой, взглянул на луну, на пленника и начал медленно, нараспев, произносить слова на непонятном языке. Агнета и Ганс стояли неподалеку и напряженно ждали. Фон Шварцкопф продолжал говорить. Резкий порыв ветра всколыхнул пламя свечей. Голос барона стал страстным, слова – жёсткими и отрывистыми. Послышался странный гул. Он шёл