если он будет здесь, то древляне могут восстать и погубить двух других, а их я тоже люблю.
– Ладно, убедила, – сдался князь. – А Добрыня – что?
– А что – Добрыня? – У него права только на древлянскую землю. Не на Киев. Киев на земле полян. Чем ближе Добрыню держать к себе, тем лучше.
– Так почему бы Добрыню не отпустить? Он жениться собрался. А за холопа кто свою дочь отдаст?
– Жениться? На ком?
– На дочери Путяты, нового воеводы городского полка.
– А это меняет дело. Я подумаю.
Святослав ушёл. Горько. Мать так и не отдаёт бразды правления. Сколько это будет продолжаться?
Через несколько дней перед княгиней Ольгой сидели все трое: Святослав, Добрыня и Путята.
– И так, Добрыня Никитич, – сказала Ольга, – ты решил жениться.
– Да, государыня.
– Я рада. Хотя, твоя должность в Царьграде называется паракимомен, что значить «спящий рядом» и берут на неё в основном только скобцов.
– Как тебе повезло, Добрыня, что ты не в Царьграде, – сказал Святослав.
– Это да, – согласился Добрыня.
– К чему ты это, матушка? – спросил Святослав.
– Что хорошо, что мы не в Царьграде, – улыбнулась княгиня, – но должность великая. – Повернулась к Путяте. – И чем зять не устраивает? – подумала и добавила: – Путислав Твердимирович.
Путята смутился, встал и сказал:
– Я, княгиня, привык быть Путятой, Путятой Твердятечем, а не Путиславом или Путей. Я не кривич, а словен ильменский. Извини, коль обидел.
Путята поклонился княгине.
– А я из кривичей, Путята Твердятич. Так чем зять не угодил? Ты, как ни как, тысяцкий в граде Киеве, а Добрыня охрану князя несёт. Обязаны породниться.
– Это так, княгиня. Я-то роду простого, а Добрыня сын князя древлянского. Но он твой холоп, а так-то честь была бы великая. А как дочь за холопа отдашь. Да и рано ей ещё.
– Сколько ей?
– Пятнадцать.
– Год подождать можно, – согласилась княгиня. – А тебе бы, Добрыня, я бы дала вольную, был бы ты крещён.
– Я крещён, – сказал Добрыня и чуть подумав, добавил: – наверное.
– Наверное! Вот ты даже не знаешь: крещён ты или нет.
– Да как узнаешь? – развёл руками Добрыня. – Хотя бы знак, какой был. Но говорят, что крещён.
– Да какой ещё знак? А если и крещён, то принимало твоё племя крещение от немцев.
– А какая разница, мать? – спросил Святослав. – Христос-то один.
– Христос один, да служат ему по-разному. Ты же не хотел, сын, что бы священнослужители лезли в княжьи дела? А на Западе, у немцев, они лезут. И себе и князю неприятности доставляют. Так вот, Добрыня Никитич, был бы ты крещён от греков, дала бы тебе вольную. А так не знаю. Думай. Может быть, за год чего и измениться. Думай.
Боярин Воланд возвращался домой из княжеского терема после пира. Возвращался хмельной, один, слуг отпустил ещё в начале. Сокращая путь, решил, как князь Святослав, перейти овражек по бревну. А что? Если князь может, то он морской волк, викинг и подавно. В молодости, баловства