интонаций азербайджанца Гусева покоробило еще больше, чем от завываний в динамиках. Кроме того, хозяин жизни не обратил внимания на важный момент: продавец снова покосился на Гусева. Хозяину жизни было совершенно наплевать, кто там сзади вошел в дверь. Что Гусева окончательно взбеленило.
Валюшок уткнулся носом в угловую витрину, набитую компакт-дисками. Гусев встал рядом с азербайджанцем, осмотрелся, понял, что интересного ничего здесь нет, прослушал еще серию «бля» и «нах», слегка приглушенных вокальными упражнениями Кинчева, и почувствовал, что тоже очень хочет на кого-нибудь наорать.
– Ну ты, бля, понял, я, нах, зайду. А это что за хня воет?
– «Алиса», – объяснила девушка, сидящая за кассой.
– Какая, нах, Алиса? Девочка?
– Группа! – усмехнулась кассирша. – Кинчев.
– Никогда не слышал. Ну и хня! – возмутился азербайджанец. – Я и то, бля, лучше спою. Ладно, нах, пока.
Он повернулся, чудом не задев Гусева животом, и вышел. Кинчев, будто по команде, немедленно стих. Продавец и кассирша переглянулись, оба с легкой усмешкой.
– Что у вас новенького? – спросил Гусев
– А что вас интересует? – вид у продавца был немного смущенный.
– Да вообще свежее что-нибудь.
– Вот этот не смотрели? Милицейский боевик.
Завязалась оживленная беседа, точнее оживился продавец, а Гусев хмыкал и кивал. Постепенно на прилавке выросла стопка из пяти-шести кассет. Валюшок заинтересовался, подошел к Гусеву и заглянул через плечо. Судя по подбору фильмов, какой-либо вкус у Гусева отсутствовал в принципе. Кое-что оказалось совершенным позорищем, Валюшок такое не стал бы смотреть даже за деньги. Реши сейчас Гусев расплатиться и забрать фильмы, он бы здорово упал в глазах ведомого.
Но Гусев платить не стал. Вместо этого он упер руки в бока, раздвинув полы куртки так, что видны стали кобура на поясе и значок на груди.
У продавца отвалилась челюсть.
– Леша, дверку прикрой, – сказал Гусев ласково.
Валюшок метнулся к двери, набросил стопор и перевернул табличку с надписью «открыто/закрыто». Ему было уже не стыдно за Гусева, хотя он совершенно не понимал, что ведущий затевает.
– Значит, так, молодые люди, – произнес Гусев еще более ласково. – У вас в магазине стоит какое-то чмо, матерится, как извозчик, наглеет и чего-то требует. Заказывал он порнуху, верно? На это мне наплевать, порнография у нас запрещена, но вещь на самом деле полезная, так что фиг с ней. А вот остальное…
Продавец стоял с каменным лицом и часто-часто моргал. Кассирша съежилась; наверное, она хотела спрятаться под свой аппарат, но размер бюста не позволял.
– Мои знакомые азеры таких, как этот торгаш, считают позором своей нации, и я их понимаю, – Гусев не повысил голоса, напротив, заговорил еще тише, и в интонациях его прорезалась тоска. – Но вот из-за таких, как ты, – Гусев ткнул пальцем, отчего продавец тоже съежился, – всякие уроды чувствуют себя в нашем городе как дома. Покупатель всегда прав,