убеждая сама себя. – Здесь мы никогда не сможем быть такими, какими были там…
Для меня же эта нерушимая, вечная связь осталась прежней: и в видениях, и в этом мире. Вот почему мне было так невыносимо видеть, как Сефиза страдает от рук моих легионеров в камере пыток. Вот почему несколько дней назад я так боялся, что она выбросится из окна.
Вот почему я предпочел смерть жизни в мире, где стал палачом ее родителей…
– Знаю, – пробормотал я.
Признание очевидного далось мне невероятно болезненно.
Не отдавая себе в этом отчета, я подался вперед и наклонился к девушке, а моя рука скользнула по ее шее. Мои пальцы двигались словно сами по себе, снова и снова поглаживая бархатистую кожу.
Сефиза вздрогнула, но не стала меня останавливать. Наоборот, запрокинула голову и быстро обняла меня за шею, как будто ею руководил некий необоримый инстинкт, возобладавший над разумом. Очевидно, преодолев неприязнь, которую она, несомненно, до сих пор ко мне питала, Сефиза сократила и без того небольшое расстояние между нами, так что ее приоткрытый рот оказался совсем близко от моего.
Наши дыхания перемешались, и это стало последней каплей.
Не знаю, как, не знаю, почему, но я полностью поддался своей человеческой природе и позволил ей управлять мною. Я впился своими губами в губы девушки с жадностью, которой не должен был испытывать; мне не терпелось ощутить шелк ее языка. От ее свежести у меня кружилась голова, а в душе пылали угли, грозящие спалить меня целиком.
Этот огонь разгорелся во мне из-за Сефизы, и лишь она одна могла его потушить – пугающее и в то же время изумительное чувство.
Ногти девушки впились в мой затылок, она прильнула ко мне всем телом, так что ее грудь оказалась притиснута к моему торсу. Я обхватил ее за талию, чтобы еще крепче сжать в объятиях; овладевшие мною невероятные ощущения сводили меня с ума.
Как тривиальное, примитивное действие может быть настолько головокружительным и прекрасным?
Ничто в мире не сравнится с поцелуем девушки, только что пытавшейся меня заколоть…
Я буду последним дураком, если поверю, что в эту секунду Сефиза испытывает хотя бы четверть того, что чувствую я сам. Глупо думать, что она настолько же искренна, как я, что, целуя меня, она не строит мне новую ловушку.
Вот только мне было все равно. Пусть делает со мной все, что пожелает, только бы продолжала меня целовать…
Внезапно в дверь моих покоев постучали, и Сефиза замерла, словно окаменев.
– Верлен? – раздался из прихожей голос Гефеста. Послышались торопливые шаги. – Верлен, с тобой все в порядке? Я…
В комнату ворвался мой брат и уставился на нас – а ведь мы все еще крепко сжимали друг друга в объятиях…
В мгновение ока все закончилось.
Наслаждение превратилось в пытку…
Лицо Сефизы исказилось от ужаса, она стремительно отпрыгнула от меня, потом скрестила руки на груди и обхватила себя за локти. Было видно, что она до глубины души огорчена. Трясясь словно