отворилась, и путники, с ног до головы запорошенные снегом, вошли во двор.
– Давненько не появлялся, – приветственно произнес чернец. – Уж позабыл, как ты выглядишь.
– Зато я вас всегда помню, – усмехнулся Онисифор.
– А это кто с тобой? – спросил чернец.
– Вельми богобоязненный юноша. Жаждет благословения преподобного.
Чернец одобрительно закивал и принялся закрывать калитку, а Онисифор пошел внутрь двора. Судя по уверенности движений, он был хорошо знаком не только со сторожем, но и с устройством обители. Чернец не стал спрашивать, куда и зачем он идет, и Афанасий понял, что наставник здесь свой человек.
В дальнем углу двора смутно виднелись очертания низенькой избы, похожей на те, которые Афанасий во множестве встречал, проходя через убогие деревни псковского края. Онисифор направился прямо к ней и, подойдя, осторожно постучал в дверь.
– Кто пришел? – спросили из домика.
– Во имя Божие отвори, отец Ефросин, – негромко произнес Онисифор.
Дверь отворилась. На пороге со свечой в руках стоял чернец. Его бледное лицо, освещенное колеблющимся светом, показалось Афанасию прекрасным. Худощавое, с огромными, блестящими глазами, оно излучало благородство и отрешенность.
Онисифор смахнул шапку и поклонился в пояс.
– Здравствуй, князь.
– Прекрати, Онисифор, – с мягкой улыбкой произнес тот, жестом приглашая войти. – Сколько раз я просил не называть меня князем и не кланяться в пояс. Я смиренный инок, а не владетельное лицо.
– Конечно, конечно, – пробормотал Онисифор, заходя внутрь избы. – Вот гостя к вам привел. Мой воспитанник, лучший из василисков.
Ефросин прикрыл дверь и поморщился.
– Василиск! Так ты еще не оставил эту затею?
– Как можно! Клятва на мне.
– Ладно, раздевайся, потом поговорим. Как звать тебя, юноша? – обратился он к василиску.
– Афанасий, – произнес тот, кланяясь в пояс подобно наставнику.
– Хорошее имя. Садись, Афанасий.
Говорил преподобный Ефросин тихо, но очень внятно, четко выговаривая каждое слово. В тоне его голоса скрывалось нечто располагающее к себе собеседника. Хозяин вовсе не казался владыкой и повелителем, он скорее напоминал задушевного друга или близкого родственника. Во всяком случае, Афанасий, усевшись на лавку возле стола, покрытого стопками книг, почувствовал себя весьма непринужденно. Встречу с князем он представлял себе совсем по-иному, ему даже на ум не могло прийти, что все будет выглядеть столь по-домашнему.
– Сейчас принесу вам поесть, – сказал преподобный. – Проголодались с дороги-то?
– Проголодались, – признался Афанасий.
Ефросин вышел в другую комнату, а Онисифор, сверкнув глазами, зашипел на воспитанника:
– Это князь, а не твой прислужник, понял?!
– Но ведь он сам…
– Князь в великой скромности своей волен вести себя как захочет, на то его княжеская воля. А ты не покупайся, кивай, да место знай.
Изба