формальной структуры. Эта беспомощность в описании русского языка прослеживается, начиная от грамматики Лудольфа вплоть до современных грамматик.
Характерны записи в грамматике Лудольфа после описания того или иного правила: «Формы словоизменения не могут быть сведены к немногим определенным образом» или «нет исчерпывающих правил, по которым определяется род существительных», или «образование сравнительной степени прилагательных надо изучать на практике, так как однозначной закономерности выделить невозможно». Сходные замечания мы можем увидеть и в русскоязычных грамматиках русского языка, начиная от грамматики Адодурова и заканчивая современной грамматикой русского языка, изданной АН СССР. Обращает на себя внимание не только тот факт, что русские грамматики изобилуют исключениями (это свойственно и европейским грамматикам), а то, что уже в самих русских грамматиках была поколеблена идея универсальности греческого подхода к языку. Так, в частности, создавая грамматику русского языка, М. В. Ломоносов писал, что в качестве эталона он берет не универсальную грамматику (а в то время уже существовала не только идея универсальной грамматики, но и ее классическое воплощение в виде грамматики Пор-Рояля Арно и Лансло), а канон греческой грамматики и создает русскую грамматику именно по этому образцу, причем приоритетом для него выступает, по его собственному замечанию, не сам канон, а живой русский язык со всеми его особенностями.
Понимая ограниченность грамматической интерпретации русского языка и ее несостоятельность в качестве инструмента понимания нашего родного языка, мы вынуждены искать иные способы его понимания.
Возможны разные стратегии понимания и понимания познавательных установок в том числе. И только одна из них связана с установлением границ того или иного явления. Понимать – значит устанавливать границы. Такова западная традиция философствования, для которой мыслить – значит мыслить на пределе, на пределе собственных границ. А возможно ли мыслить и понимать иначе?
И если философствование западного типа стремится определить предмет своего рассмотрения по его границам, в пределе, то можно попытаться действовать и иначе. Можно обратиться к самой сути устанавливающего жеста, который определяет исходные точки отсчета для любой возможной меры, пропорции, границы познания. Такой способ обращения как раз и будет использован здесь в качестве основного. Чтобы его как-то персонифицировать, он будет именоваться «естественным пониманием русского языка», в отличие от его грамматического понимания, которое соответственно будет называться «искусственным» по отношению к русскому языку.
История русского языка в различных его ипостасях достаточно древняя. История грамматик русского языка, напротив, насчитывает всего несколько веков. И возникает закономерный вопрос: существовал ли в русской культуре имманентный способ понимания языка – такой