можно предположить, юный Вольсингам, будто так называемый святой Сома явился к Царь-древу и, слившись с ним плотью и разумом, усмирил подчинявшийся оному Царь-древу незамиренный Лес. Будто бы даже сей праведный человек таким образом спас целый город от нашествия боевых дендроидов, хотя показания и свидетельства относительно того, какой именно это был город, разнятся. Но вот что я тебе скажу, юный Вольсингам, – не стоит развешивать уши и верить во всякую чушь. Известно, что мошенник, называвший себя святым Сомой, бежал от гнева наших огненосных собратьев. Гнев сей был не случаен, ибо Сома стакнулся с Детьми Леса и неоднократно был замечен в сношениях с навками, лозницами, козлоногими и прочей враждебной людям чудью.
В тот год успехи воинов Огненного Духа были особенно велики, и наши братья далеко оттеснили незамиренный Лес. Отряды цензоров проникали на вражескую территорию, и целью их было Царь-древо. Известно, что, погубив Царь-древо, можно лишить деревья их нечестивого разума и извращенной жизни, и превратятся они в самый обычный лес. Цензоры с огнеметами и тяжелыми лава-пушками уже окружили гигантское Царь-древо, когда некто, называвший себя святым Сомой, и его немногочисленные последователи вдруг объявились внутри осадного кольца. Они громко возгласили, что не дадут уничтожить Царь-древо и готовы сами погибнуть с ним, ибо у древа есть душа, равная душе человеческой, и погубить его – значит погубить брата. Но цензоры лишь посмеялись над ними и погнали прочь. Тогда Сома шагнул вперед, к древу, и плоть его срослась с плотью древесной, – что, однако, не помешало нашим братьям открыть огонь. И спалили они Царь-древо вместе с вросшим в него безумцем, и пепел древесный смешался с пеплом человеческим. Еретики же, следовавшие за Сомой, собрали этот пепел и объявили его своей священной реликвией, хотя никакой чудотворной силы в прогоревших углях, конечно же, не было и нет…»
– …Пепел, – задумчиво произнес Харп, покосившись на кожаную сумку с иконой, свисавшую с плеча полицейского. – Вернемся в лабораторию, посмотрю я, что там за пепел.
– Это писал не журналист, – одновременно заявил Гроссмейстер. – В остальных записях используются стенографические значки, да и почерк другой.
Вольсингам, пристально глядевший на рисунки, тихо сказал:
– Соматики при вступлении в орден дают обет молчания сроком на три года. Правда, зачем бы шпиону соблюдать обет? Разве что он опасался чужих ушей, и…
Больше художник ничего сказать не успел, потому что дверь грохнула и на пороге возникла хозяйка, волочившая за шиворот мокрого и отплевывающегося мужчину в несвежей рубашке. Нос мужчины, распухший, пористый, с красными точками лопнувших сосудов, явственно указывал на его крепкое пристрастие к алкоголю. По всей видимости, это и был герр Тумберг, законный супруг фрау Тумберг и единственный наемный работник типографии. Завидев Гроссмейстера и его спутников, мужчина несколько секунд моргал слипшимися белесыми ресницами, а затем вдруг бухнулся на колени,