все же дрогнул. – Все решат, что я провела с тобой ночь.
– Вообще-то, все почти так и было, – не сдержал я иронию. – Ладно, я высажу тебя чуть раньше. Поехали, салон остынет.
Не слушая возражений, я почти что силой усадил ее на сиденье, захлопнул дверь и быстро обежал машину, запрыгнув с другой стороны. Пока она не сбежала снова. Даже не знаю, зачем я это делал. Ведь мог уже находиться на рабочем месте.
У офиса, расположенного в трехэтажной пристройке завода, Уля выскочила из машины как подорванная. Буркнув «спасибо за помощь» унеслась вперед и скрылась за вертушкой проходной прежде, чем я успел закрыть машину.
Не знаю почему, но мне было ужасно неприятно, что она так отчетливо и недвусмысленно дала понять, что ни секунды лишней общаться не хочет.
Еще ни одна женщина так от меня не сбегала.
Но самое странное, я никак не мог определиться, задето ли мое мужское самомнение или в моих эмоциях есть нечто большее.
Казалось – и то и другое, и это очень сильно все усложняло.
Я даже не сразу отреагировал на приветствия нашего охранника – Федора Терентьевича. Хорошего мужика, бывшего военного.
И все по-прежнему оставалось при нем: выправка, бравый вид.
– Александр Станиславович, у вас все в порядке? – участливо поинтересовался он, когда я вздрогнул на уже не первое «доброе утро» и сфокусировал взгляд на будке перед вертушкой.
Да! Он же говорил мне «Доброе утро»! Раза три повторил. Но слова проходили фоном, как далекий шелест колес, гудки машин, голоса, шаги… Все то, что в большом городе не имеет к тебе никакого отношения. И ты воспринимаешь просто как нечто постороннее. Учишься игнорировать.
И я даже задумался, как ответить.
Контрастные мысли и эмоции лезли из всех щелей.
С одной стороны, я давно не чувствовал себя настолько живым. Я давно вообще так себя не чувствовал. Будто Уля пробудила меня от долгого сна. Дала цель в жизни и заставила кровь снова стремительно нестись по венам. Мне хотелось действовать, хотелось восстановить свою жизнь по кускам. И много чего еще вдруг захотелось.
А с другой стороны… Эта зараза… действительно могла быть и поласковей.
Я ведь ничего плохого ей не сделал. Напротив, вроде бы все в нашем общении располагало к хорошим эмоциям…
Я даже не особенно возмущался, когда при первой встрече схлопотал по башке ни с того, ни с сего.
Допустим, Уля, как многие женщины, считает, что мы мало встречались для того, чтобы действительно провести ночь вместе. У женщин есть какие-то установки, обязательные и, по их мнению, правильные. Нельзя ложиться в постель с мужчиной после первого же свидания, сочтут доступной или гулящей. Нельзя слишком много есть, нельзя приходить точно вовремя, непременно нужно чуточку опоздать…
Нельзя то, нельзя это.
Я повидал столько женщин, что их заморочки знал назубок.
Но в Уле говорило нечто совершенно другое.
Я прямо чувствовал ее возмущение, ее протест, когда хотел поцеловать и обнять. Словно у нее был на меня зуб. Какие-то претензии,