населения Англии позицию в религиозном вопросе. Он назвал римскую католическую церковь «материнской», пусть даже и оскверненной «некоторой шаткостью и порчей», добавив, что не будет преследовать лояльных к власти католиков, но не потерпит, чтобы кто-то утверждал превосходство папы над королями.
Вообще отношение к Якову большинства парламентариев и Бэкона заметно различалось. Так, сэр Генри Йилвертон (Sir Henry Yelverton; 1566–1630), выражая настроения коммонеров, заявил: «Распоряжения Государя похожи на удар молнии, а его требование нашей преданности походит на рычание льва. Ему нельзя противоречить»[448].
Ф. Бэкон (после встречи короля с одной из парламентских комиссий) не скрывал восторга: «Его (Якова) посещение нас возродило воспоминание о прошлых временах, когда мы уходили с таким же восхищением. То был голос Бога в человеке, высокая душа Бога, явленная в человеческой речи. Я не говорю, что это голос Бога, а не человека, ибо я не из породы льстецов Ирода: проклятье упало на того, который сказал это, и проклят был тот, кто это стерпел. Но мы могли бы сказать, как некогда сказал Соломон: „Мы рады, – О, Король! – что мы даем тебе отчет, ибо ты понимаешь, что́ тебе говорят“»[449]. Действительно, когда глава государства понимает, что ему говорят, это радует.
7 июля 1604 года в работе парламента был объявлен перерыв, и Бэкон получил возможность вернуться к своим трудам. Он намеревался завершить трактат под названием «Валериус Терминус об истолковании природы с аннотациями Гермеса Стеллы». Но сделать это ему не удалось. Сочинение было опубликовано после его смерти в 1734 году. В этом трактате, развивая свои мысли о познании природы, он предостерегал от двух крайностей: «знание, которое ищет лишь удовольствия, подобно бесплодной куртизанке, которая жаждет наслаждений и никогда не родит детей. А знание, которое ставит своей целью выгоду, карьеру (profession) и славу, подобно золотым яблокам, которые бросали под ноги Аталанте, она отбегала за ними в сторону, наклонялась, чтобы поднять, и в итоге проиграла состязание»[450].
В этом сочинении Бэкон неоднократно возвращается к мысли, что «все знание было растением, посаженным самим Богом, поэтому можно предположить, что рост и цветение этого растения или, по крайней мере, его плодоношение было, в согласии с божественным провидением, и, возможно, не только с общим провидением, но и с особым пророчеством, назначено на эту осень мира», т. е. на ту эпоху, в которую выпало жить сэру Фрэнсису[451]. А если все знание происходит из единого, божественного, источника, то оно должно быть единым. «Отдельные науки, – пишет Бэкон, – зависят от универсального знания (universal knowledge), и они должны быть приумножены и исправлены его высшим светом, и разделы этой универсальной науки также зависят от ее аксиом (the Maxims), и от того света, который одна часть этой науки получает от другой. Поэтому мнение Коперника, согласно которому сама по себе астрономия может быть правильной не потому, что не противоречит видимости, но потому, что не противоречит натуральной философии, является правильным.