и интонациям и так было ясно, что песни их о щемящей грусти и прекрасной любви, о несправедливости жизни и попытке не потерять себя в жестоком взрослом мире.
Алекс частенько запиралась в своей комнате, стены которой теперь были увешаны плакатами новоиспеченных кумиров, включала музыку и ложилась на кровать. Комнату заполняли нежные сумерки, и их дымка размывала серое однообразие будней. Девушка закрывала глаза и вслушивалась в голоса, отдававшиеся в душе острой, ничем не объяснимой болью. Слезы прокладывали дорожки по пылавшим вискам. Она могла лежать так часами. А потом резко успокаивалась и, чувствуя себя опустошенной, но в то же время как никогда чистой, лишенной всего искусственного и напускного, принималась за уроки или домашние дела.
Скорее всего, в подражание своим кумирам Александрина и выбрала для себя черный цвет. Она любила в себе эти порывы грусти. Ей казалось, они, очищая, делают ее лучше; и только черный цвет соответствовал им и новой преображенной ей. Сначала она поддавалась уговорам и продолжала носить цветные вещи, склоняясь по возможности к серому и темно-зеленому. Но, получив паспорт, посчитала себя достаточной взрослой и самостоятельной, раздала всю свою цветную одежду; и родственницам ничего не оставалось, как заменить ее черной, за что Алекс была им от всей души благодарна. Пусть они не поняли, главное – не помешали.
Она искренне любила маму, но бабушку обожала и боготворила. Мать не раз предлагала последней переехать к ним – в трехкомнатной квартире (купленной не без бабушкиной помощи), которую они с дочерью занимали, все бы отлично поместились. Но бабушка – мисс Зельда – неизменно отвечала отказом. Она не хотела быть в тягость, и ей отлично жилось в своей маленькой уютной квартирке на пятом этаже. Кроме того, у нее были подруги и друзья, с которыми она нередко встречалась как у себя, так и на всевозможных мероприятиях, а потому Зельда не потерпела бы стеснения своей свободы. Она навещала дочку и внучку, чтобы попить у них чаю и обсудить последние новости, погладить белье и вытереть пыль, пока те на работе и учебе. Она любила приглашать их к себе на праздник, любил гулять с Алекс. Но жить с ними она не хотела.
Вообще же представительницы прекрасной и единственной половины семейства неплохо ладили. Немалую роль в этом играла женская солидарность. Алекс воспитывалась женщинами с несчастливой судьбой. Отец бросил мять, когда малышке не было и двух лет. Он попросту сбежал от них, и она его совсем не помнила. Мать рассказывала о нем неохотно, и постепенно эта тема стала в их семье табу. Девочка поняла только, что он был плохим человеком – безответственным и ленивым. А еще любил выпить, как выражалась мисс Катрина Гейл. Именно он дал Алекс ее имя, и мать не скрывала, что оно ей не нравится. Она считала его исключительно мужским. Мол, отец хотел мальчика, а родилась девочка. Более того, он настаивал на том, чтобы