но всякий раз, закончив очередной роман, не мог отделаться от мысли, будто автор сокрыл от него нечто важное, утаил главный ошеломляющий эпизод. Эта постоянная недосказанность преследовала Гави в каждой читаемой книге, и ему никак не удавалось отыскать среди них ту, что была бы полностью ему по душе. Все его последние приобретения были интересны, даже увлекательны, но и в них чего-то не хватало. И этот неуловимый изъян не давал Гави покоя. Поэтому он, помимо прочего, ещё и вдохновенно рисовал, пытаясь изобразить то, чего жаждало воображение.
Гави включил напольный светильник у дивана, достал из-под стола планшет с белоснежными перекидными листами и стакан с карандашами. На бумаге темнел неоконченный рисунок. Гави завязал волосы в хвост, взял угольный карандаш и принялся неспешно заштриховывать обведённый контур.
Это был большой дракон, расправивший крылья в вольном полёте. Тело его было собачьим – поджарым, шерстистым, с мощными мягкими лапами. Хвост тоже был собачьим, но неимоверно длинным и грациозным, как у настоящего ящера. Крылья дракона походили на голубиные и было их почему-то шесть. Почему – Гави и сам не знал. Это было красиво, и точка. Морда дракона также напоминала собачью, однако обросла рогами и бородкой. Глаза Гави никак не удавались, поэтому он рисовал их в ванной перед зеркалом, копируя со своих собственных.
Получился горделивый, но в то же время настороженный дракон. Сейчас Гави дорисовывал гриву – а дракону обязательно полагалась грива, причём точь-в-точь как у Гави – тёмная, слегка волнистая шевелюра.
В квартире вечером было прохладно, ветер колыхал занавески на окнах, от порывов чуть дрожало в рамах стекло, однако Гави рисовал почти нагишом. Ему было хорошо. Сидя на диване в окружении сыто дрыхнувших псов, он получал именно тот уютный покой, ради которого он каждый день и возвращался домой.
За окном совсем стемнело, быстро и тревожно закрапал дождь. Из открытой форточки доносился терпкий запах холодной пыльной сырости. Гави вздохнул полной грудью и улыбнулся. Самый приятный аромат на свете. Аромат самой реальности, дух осязаемой природы – так пахнет планета, так пахнет жизнь! И именно так пахнет грусть. Грусть от осознания скоротечности жизни – ты умрёшь, а дождь будет лить и лить без тебя, и запах предгрозовой свежести будет разноситься повсюду, но ты его уже не услышишь. Капли омоют твоё тело, и начнут вбивать его в окружающий мир, растворяя в нём, возвращая тебя туда, откуда пришёл.
Гави бросил на стол планшет и карандаш, зевнул во весь рот и сонно потянулся. Да, ничто не вечно, и это к лучшему. Вся эта бесконечность, о которой грезили люди прошлого… что бы они с ней делали, заполучив её? Люди не умеют обращаться с бесконечностью, не нужна она им. Всё имеет начало и конец, и тем славно, и тем приятно человеку. Так говорит Глас Божий. Всё имеет начало и конец… Гави снова зевнул …как и этот день. Он навсегда и бесповоротно