на, – протянули ему пачку и зажигалку, – ты, кажется, из этой экстрасенсорной программы?
Зажигалка не срабатывала, огонь не высекался.
– Подожди, я сейчас сам тебе прикурю, – решил услужить собеседник, – я что про программу-то вспомнил. Вы там из нашей «Хаты с краю» себе Мчечислава на эфир зазываете, ему вопросы лучше заранее написать, он тупой. Ещё лучше и ответы согласовать.
Серёга кивал. Не слушал, но кивал. В голове прокручивалось: вопли, перекрестившаяся газетой старушка, девчонка дёргает лежащего за рукав, двое стаскивают с него железный остов, и лицо женщины, что по ошибке его окликнула. «Обернись, когда надо обернуться. Когда окрикнут. Окрикнут, чтоб жил ещё». Внезапно за плечо взяли. Вздрогнул. Тех двух из «Хаты с краю» уже не было. Ушли, а он всё ещё им в ответ кивает. Инна Леонидовна рядом: в шубке, с пакетом, собралась куда-то, по пути его встретила:
– Ты же не куришь… – и осеклась, и рассматривать стала. – На тебе лица нет. Что-то случилось?
– Инна Леонидовна, – Серёга смял и бросил сигарету, – вы скажите шефу, что меня сегодня не будет. Я к своему слепому пошёл. Только постарайтесь всё это сказать до того, как вас оборвут. Объясните, что мне с Антонином ещё раз договориться нужно. Или не договориться. А в магазин не ходите, там… Ну, не ходите, в общем… Вы знаете, слепой и о вас вспоминал. Вы не зажимайтесь и не бойтесь, когда говорить начинаете. Всё правильно. Всё правильно и всё очень страшно. Один из тысячи прав. Какая глупость!
Говорил сумбурно, мысли пихались, дроблёная фраза шла градом. Инна Леонидовна выглядела совсем огорошенной. Хотела, что-то уточнить у Серёги, но даже и слова нужного выродить не смогла, просто рот открыла. Серёга кивнул ей, потряс за плечи, развернулся и скорым шагом пошёл к трассе, тормозить тачку.
Пока ехал, в голове прокручивал варианты разговора, целые диалоги выстраивал: что если слепой так скажет, что если промолчит. Всё сводилось к тому, что надо придумать какую-то убедительную версию, почему Антонин не может прийти на эфир; не надо ему приходить. И как-то складно всё получалось, пока ехал. А как вышел из машины, как с шофёром расплатился, сразу окрик из-за спины. Блин, опять окрик:
– О! Четвёртой власти великое здрасьте! Не боись, пресса, всё пучком будет. Уломал я Антоху, всё как есть вам расскажет, только записывай.
Отец провидца в подпитом радушии уже и руки распахнул для объятий, Серёга увернулся. В обиде пьянчужка развёл руки ещё шире:
– Что ты как не спонсор-то? Говорили мне, что телевидению верить нельзя. Балаболы одни.
– После, после, после, – на ходу отмахивался Серёга, – с Антонином переговорю, тогда…
– Ну, как знаешь, я его, как уговорил, так и отговорить могу, – бурчание вослед.
Бег с препятствиями, продолжение: в дверях встретила мать слепого, сухонькая, строгая, наступательная. С порога:
– Кто тебе велел этому алкашу коньяка покупать? Хочешь расплатиться с Антоном,