возле больницы Св. Георгия. Там я спустилась в подземку и взяла билет до Глочестер-роуд.
Снедаемая любопытством, я дошла до конца платформы. Мне хотелось узнать, действительно ли два туннеля, которые вели к Даун-стрит, соединяются. Выяснив, что – да, я почему-то глупо обрадовалась. Народу на платформе было мало, в конце же ее вообще стоял только один мужчина. Проходя мимо него, я подозрительно принюхалась. Больше всего на свете я ненавижу запах нафталиновых шариков! А толстое зимнее пальто мужчины пропахло ими до одурения. Обычно люди надевают зимнюю одежду не в январе, а раньше, и к Рождеству запах успевает выветриться… Мужчина стоял чуть поодаль, у самого края платформы. Он глубоко задумался, и я могла спокойно его рассматривать, не боясь показаться невежливой. Щупленький, маленький, очень загорелый, с голубыми глазами и небольшой темной бородкой… Он, видно, только что из-за границы, решила я. Вот почему его пальто так воняет нафталином. Наверно, он приехал из Индии. На офицера не похож, офицеры бород не носят. Скорее всего, это владелец чайных плантаций.
Тут мужчина обернулся, явно намереваясь отступить подальше от края. Он взглянул на меня, потом перевел глаза на что-то за моей спиной и… его лицо исказилось. Исказилось от страха, панического ужаса! Он сделал невольный шаг назад, словно пытаясь избежать опасности, попятился, совсем позабыв, что стоит на краю платформы, и упал вниз.
На рельсах что-то ярко вспыхнуло и затрещало. Я взвизгнула. На место происшествия тут же сбежался народ. Откуда ни возьмись появились двое работников подземки и принялись отдавать распоряжения.
Я застыла, словно пригвожденная к платформе какими-то ужасными колдовскими чарами. Я была перепугана случившимся, но при этом хладнокровно и бесстрастно наблюдала за тем, как рабочие поднимают пострадавшего с рельсов и затаскивают на перрон.
– Пожалуйста, пропустите меня! Я врач!
Высокий человек с темной бородой торопливо прошел мимо меня и склонился над неподвижно лежавшим телом.
Во время осмотра меня вдруг охватило странное чувство нереальности происходящего. Все было как бы не по правде, а понарошку. Наконец доктор выпрямился и покачал головой:
– Он мертв. Ничего тут уже не поделаешь.
Толпа стала напирать, и удрученный носильщик повысил голос:
– Не надо, не надо! Оставайтесь на своих местах. Зачем устраивать свалку?
Мне стало дурно. Я повернулась и, не разбирая дороги, кинулась к лифту. Случившееся было слишком ужасным. Я чувствовала, что мне нужно выйти на свежий воздух. Врач, осматривавший труп, шел прямо передо мной. Один лифт уже отправился, другой вот-вот должен был подойти, и врач побежал, чтобы успеть в него впрыгнуть. По дороге он обронил какой-то клочок бумаги.
Я подняла его и кинулась вслед за доктором. Но двери лифта захлопнулись у меня перед носом, и я так и осталась стоять с бумажкой в руке.
Когда же наконец второй лифт доставил меня на улицу, человека, за которым я гналась, и след простыл. Я подумала, что,