семьи больше нет.
Стараясь быстро проскочить главную дорогу, он пережал педаль. При наборе скорости двигатель «Весты» взревел, коробка передач истошно загудела. Господи, до чего же ему было страшно. Мама, надо отдать ей должное, не проронила ни слова по поводу энергичного кульбита, продолжив скорбеть по разбитому сердцу.
– У меня не хватит сил начать новую жизнь, – поделилась она с сыном горестными мыслями. – В твоём возрасте это невозможно понять. Привыкнуть к новому мужчине после стольких лет брака стоит большого труда. Не уверена, что справлюсь. Потратить несколько лет на притирку характеров, ходить на свидания, делать выбор. Ох, как это тяжко. Поверить не могу, что обсуждаю с тобой такие интимные вопросы.
– Я тоже, – сказал Артём. И не соврал. – Ты зря считаешь меня незрелым, мам. Ты всё ещё любишь папу, вот и сомневаешься в своём будущем. Я прав?
– Нет ничего хуже отравленной любви, – пространно заметила женщина. – Проще сразу выпить яд, чем изо дня в день осквернять свой разум, упиваться жалостью, страдать под гнётом воспоминаний и делать вид, будто всё прекрасно. Чёрта с два всё прекрасно! Всё просто ужасно!
– Надеюсь, про яд это образно. – Он отправил в рот две подушечки жевательной резинки со вкусом кокоса и клубники. Справа от них тянулась длинная траншея с торчащими невпопад проводами и трубами. Город вступал в сезон дорожных работ. До поздней осени главные магистрали будут стоять перекопанными. А по ночам и вовсе с перекрытым движением.
– Дай слово, что никогда не будешь изменять жене.
– Я вообще не хочу жениться, – признался он.
– Дай слово! – повторила мать.
– Девушки тоже считаются? – спросил он.
– Артём, мне сейчас не до шуток. Измена это плохо. Не представляешь, какой униженной я себя ощущаю. Твоя юность пришлась на времена, когда мораль и преданность почти ничего не стоят. Дав слово, ты подсознательно будешь избегать предательства. Я тебя знаю. Весь в меня, совестливый.
– Хорошо, мам, – сдался он. – Обещаю не изменять своей жене или девушке.
– Запомни своё обещание.
– Что-то мне подсказывает, что ты не дашь забыть, – прошептал он.
– По-моему, я больше не хочу мороженое.
Он покосился на мать в надежде выяснить, шутит она или нет. По выражению её поблекшего лица понять это было невозможно.
– Куда мы едем? Я водитель, ты навигатор. Кофе? Пицца? Набережная? Парк? Дом?
– Только не домой. – Мама Артёма тёрла виски, закрыв глаза. – Ничего не хочу. Внутри меня пустота. Я словно проткнутый спицей шарик, оставленный висеть на ветке в виде сморщенного огрызка резины. Никакого проку. Никаких желаний.
– И сколько будет длиться твоя хандра?
– Ты так и не понял, насколько всё серьёзно, ребёнок.
– Начинаю догадываться. – Артём прибавил звук радио, разбавив неуютную тишину приглушёнными звуками поп-рока. В компании с музыкой жизнь не казалась неутолимо тоскливой. За окном мелькала разделяющая проезжую часть липовая