ты». Недавно Лиза не утерпела и поведала Наталье Федоровне о своей любви. Мать Алексея от ее слов пришла в восторг и пообещала устроить их свадьбу, во что бы то ни стало. Теперь, стоя перед Каневским, Лиза чувствовала себя раздавленной. Его слова, как острый нож, ранили сердце девушки.
– Так случилось, Лиза, что я встретил в Петербурге замужнюю даму и влюбился в нее, сейчас я думаю только о ней. А ты еще встретишь в жизни юношу лучше меня.
Мичман протянул руку с платком, чтобы стереть слезы со щек Лизоньки. Но девушка отбросила его руку, закричав:
– Не прикасайтесь ко мне! Я ненавижу вас!
Не выдержав мучений находиться рядом с Алексеем, после того, как он разрушил все ее надежды, девушка побежала к стоявшей вдалеке коляске.
Каневской не удерживал Лизу, на душе у него было мерзко и пусто.
«Ну вот, обидел такое невинное создание из-за женщины, которая даже не желает меня видеть».
От этой мысли у мичмана возникло нестерпимое желание взглянуть на Елену Васильевну.
Вскочив на коня, Алексей поскакал в Ваньково. За пять верст он чуть не загнал бедное животное. Конь был весь в мыле, когда Каневской спешился у ворот. Вбежав в дом, он крикнул Гаврилычу, чтобы тот, не мешкая, запрягал коляску.
– Ты куда собрался, Алексей? – строго спросила мать.
– Мне необходимо возвращаться на броненосец, – ответил сын, укладывая вещи в чемодан.
– Но ты говорил, что еще неделю можешь не уезжать?
– Я забыл, мама, что должны состояться учебные стрельбы и мне обязательно нужно на них присутствовать.
– Постой, Алексей! Неужто ты уедешь вот так, с бухты-барахты? Можно было бы устроить ужин и позвать, например, Шепелевых. Все-таки на войну идешь, – заплакала Наталья Федоровна, обычно скупая на слезу.
– Прости меня, мама, – обнял мать Алексей. – Просто так надо. Я не хочу никаких проводов, от них расставание будет еще тяжелей. Не расстраивайся, я обязательно вернусь.
– Давай хоть присядем на дорожку, – попыталась задержать Наталья Федоровна сына.
– Карета подана, Алексей Петрович, – крикнул вошедший Гаврилыч.
– Все, мне пора, мама, – произнес Алексей, чувствуя, что если он сейчас не уедет, то прощание растянется как минимум, на неделю.
Каневской поднялся и пошел во двор. Мать последовала за ним, уговаривая остаться еще на денек. Но на лице сына уже застыла маска решимости, и она, перестав уговаривать, перекрестила его три раза и сказала:
– Да храни тебя господь, Алёша!
Помахав рукой, мичман приказал Гаврилычу трогать, а мать еще долго смотрела вслед удаляющейся коляске.
Глава 6
Поезд прибыл в Санкт-Петербург около полудня. Каневской, постояв на перроне Николаевского вокзала, выкурил несколько папирос, глубоко затягиваясь ароматным дымом, пытаясь заглушить желание немедленно увидеть Елену Васильевну. Бросив недокуренный окурок, он решился идти к ней и поставить все точки над «и».
Взбежав по ступенькам знакомой