всякими предлогами, чтоб порядок посмотреть. Многие квартиры, в которых размещены ребята, принадлежат клубу, но не эта. Увы.
Он распахнул дверь, и глаза распахнулись сами. На пороге стояла замерзшая Фати, и смотрела прямо в его голую грудь. Потом подняла взгляд бездомного щенка.
– Можно?
– Можно. – неловко отступил он, пропуская.
Если б ему рассказали о таком случае, он точно по-братски поздравил бы парня. С победой. Безоговорочной. Но сам он такого не ощущал. Вообще ничего не ощущал, кроме смятения, которое как дамба, удерживало поток сокрушительного, сметающего с ног, разрывающего на части
облегчения.
Ромка обернулся, исполнил комичное лицо, и тут же исчез за дверью своей комнаты.
Макс мимоходом нырнул в ванну, чтоб накинуть майку. Как защиту.
– Чаю?
– Да.
– Там дождь, да?
– Ага. И холодно.
– Замерзла?
– Нет. Немного.
Фиг с ней, её дело. Её не переделаешь, не перевоспитаешь. Нравится мерзнуть – пожалуйста. Он промолчит. Сегодня. Только б не заводилась. И не убегала.
– Ты на такси хоть? Как там Алинка? Ты от неё же, да? – выкинул он ей спасательный круг, хотя почему-то был уверен… что просто помогает ей. Избежать неловкости.
– А? Да. Ну как-бы. – Даже не потрудилась схватиться за подсказку она.
– Может, есть хочешь. Ромка тут сварил какой то суп.
– Давай. А хлеб есть?
– Счас.
Он отвернулся к кастрюле, орудуя лучшим приспособлением, что знал на кухне: половником. В этот момент, смотря почти в спину, она
захлебнулась. Новое пространство затопило её, до самых дальних уголков нутра. Просочилось в самые узкие протоки. Очерчивая и ощупывая взглядом его очертания, она молча призналась себе. Что да.
Люблю. Вот именно так это и выглядит. И с этим моментом, когда он – рядом, и обращается к тебе, ничего не может сравниться. И мир претерпевает какие-то невиданные метаморфозы, отзываясь внутри и снаружи на каждое его движение, удивляя своими красками. И каждая мелочь в этот момент – глобальна и грандиозна, и отсылает сигналы куда-то в космос, записываясь там во вселенские архивы, как нечто поистине значительное. Не может такое стать уделом лишь только её памяти! Такое – большооое…
И это происходит не вчера и не завтра – сейчас. В моменте. И просто удивляешься, как может так ровно звучать собственный голос, когда вся сама звучишь натянутыми струнками.
– Так пойдет?
– Отлично.
Он уселся напротив. И оторвал зубами от большого ломтя батона. Она наблюдала, упиваясь его безалаберностью. Уютный такой.
– Макс.
– М?
– А мы ещё – вместе?
Он замер, перестав жевать. Бросив в неё какое-то мимолетное безмолвное подозрительное «неужто», словно его поразил не смысл её вопроса, а его форма. И тут же снова спрятал мысли.
Неужто, а? Спрашивает – не утверждает! Какое-то слово и за ним, да?
– Да. Если хочешь, то да. – вернул право решения ей он. Точнее, разделил.
И снова эта его манера. Ошеломляющая простота. И