одно, вижу свет в конце тоннеля…
– Положи бутик, и хватит трескать, – Дашка шлепнула ладонью по зависшей над тарелкой с бутербродами Женькиной руке. – Про свет в конце тоннеля – это, конечно, здорово, но смотри, как бы он не оказался светом идущего навстречу поезда. Но, в общем, мы с тобой молодцы, быстро со всем расправились: я с личной жизнью, ты с работой! Не, действительно, просто красавы! Столько лет складывали свою жизнь по кирпичикам, а потом – раз – и даже фундамента не оставили. Крутые мы с тобой.
– Ага. Даже спорить не буду, – согласилась Евгения, с демонстративной тоской глядя на бутерброды. – Дашь, а ты своего, ну если вдруг он надумает вернуться, «поймешь и простишь»?
– С чего бы это он возвращался? – у той от удивления округлились глаза, – а потом, в моих правилах решать проблемы по мере их поступления.
– Мудро, очень мудро, а главное, доходчиво и исключает возникновение новых вопросов и дальнейшее развитие этой темы.
– Э, барышни, – в полуоткрытой двери появилось пурпурное, как зрелый украинский помидор, лицо Степаниды, – не хочу вас э… не знаю, шо прямо сказать – чи пугать, чи расстраивать, но бани сегодня нэ будэ… Дело, як бы то сказаты мягче… Ну, там в бане, ну не в самой бане, а в предбаннике лежит труп… и он того, еще теплый, но мертвый, пульса нет и много крови… Степанида как-то горестно вздохнула и тяжело осела на стул, стоявший возле двери.
– У тебя руки в крови, – громко сглотнув горькую слюну, нервным шепотом произнесла Евгения, – это ты его… того…
– Ни, це я пульс у него шукала, – ответила Степа, с удивлением рассматривая испачканные руки, – вот недавно цего там не было, а теперь вин там е.
– Это нам с тобой, Женечка, «до кучи», – в украинской тональности добавила Дарья, медленно поднимаясь из-за стола. – Ну что, подруга, пойдем, глянем на тело… Может, его еще можно реанимировать… И, наверное, надо полицию вызвать.
– Нечего там реанимировать… Он там зовсим мертвый… – Степанида вытерла фартуком лицо и тяжело поднялась со стула, – вы… того… идите, а я полицию вызову.
– Степанида Матвеевна, а может, вы пошутили, – на всякий случай поинтересовалась Евгения и, не дожидаясь ответа, тут же переключилась на Дарью. – У тебя случаем в полиции знакомых нет, а то ведь могут сказать, что это мы его дружненько прирезали.
Но его не прирезали. Ему размозжили голову.
Размозжили крупным булыжником, который оставил в области его затылка большую кровавую вмятину и теперь аккуратно лежал рядом с телом, весь перепачканный смесью крови и вещества коричневатого цвета.
– Судя по диаметру раны и ее глубине, искать у него пульс не имеет смысла, – холодно резюмировала Дашка, – интересно, кто это может быть.
– Одет неплохо, ты его не узнаешь? – Евгения склонилась в три погибели, стараясь рассмотреть лицо трупа, – лет тридцать, может, меньше, но уж не больше – это точно. Как думаешь, зачем он здесь?
– Ну, если он пришел сюда живой, это один вопрос.