подошла к самому краю и посмотрела вниз. Ветер развивал пряди ее черных волос.
– Тебе нравится здесь?
– Не знаю. Не уверен.
Она кивнула.
– Хочешь уйти?
– Нет.
Я смотрел на волны и догадывался, чего она ждет. Ей ведь ни к чему обычная чушь, которую рассказывают при встрече малознакомым людям. Ей нужно нечто настоящее, жизненно важное, пусть для меня одного.
– Каждое утро, – сказал я, – перед рассветом, я падаю с высокой скалы в ледяную воду. Пытаюсь выплыть, но не чувствую рук и ног, а мысли путаются от холода и отчаяния. Хочу вернуться и начать все снова, но погружаюсь все глубже, в пучину, которой нет дна. Вижу покрытый раковинами остов корабля и полузасыпанные песком терракотовые амфоры. А когда понимаю, что бороться бесполезно, просыпаюсь от собственного беззвучного крика.
Сейчас Карла покрутит пальцем у виска и пошлет меня к психиатру. Но она была серьезна.
– Давно это началось?
– Быть может, с рождения. Или лет с четырех, когда я смертельно боялся темноты. А потом привык. Ведь можно привыкнуть ко всему.
– Тебе страшно засыпать?
Никогда не думал об этом. Получается, мои полуночные посиделки за компом – не более, чем попытка отсрочить неминуемое падение.
– Ты видишь во сне место, похожее на это?
– Там скала выше, а море спокойней, и нет травы. А за спиной у меня горные вершины. Вокруг тихо, ни огней, ни гула машин с дороги.
Эти повторяющиеся сны никогда не казались мне странными. Я думал, это происходит со всеми. Как умение считывать зашифрованную информацию, подтирать задницу или кататься на велосипеде.
– Ты видишь берега Финикии, – сказала она.
– Что это значит?
– Не сейчас. Пойдем, пора возвращаться.
Следующие полчаса напрочь выпали из моей памяти. Я очнулся от сильного удара по спине. Попытался вдохнуть, закашлялся и стошнил соленой водой со слизью, песком, и комками чего-то, о чем не хотелось думать. Я лежал ничком на песчаном пляже у самого прибоя, а Карла возвышалась надо мной, злая и прекрасная в свете полной луны.
– Придурок, – сказала она хрипло, – тебе повезло, что сейчас прилив, иначе долбанулся бы непутевой башкой о дно.
Она оправила мокрое платье, тут же прилипшее снова.
– В другой раз я за тобой не прыгну!
Я попытался подняться, но тело оказалось невыносимо тяжелым. Встал на четвереньки и тут же упал носом в мокрый песок. Где-то вдалеке играла музыка. Вроде, хип-хоп. Значит, мы все еще в нашем мире, все еще в Джерси.
– Вставай, – сказала Карла, – пойдем.
Она выглядела напуганной.
– Я что, сам прыгнул со скалы? – спросил я, с усилием передвигая ноги. На левой не хватало ботинка, хотя носок непостижимым образом остался со мной.
– Нет, блин, спустился на лифте. Конечно сам, твою мать.
– Я не помню этого.
– Зато я помню.
Мы вышли на пустую улицу. Похолодало. На небе высыпали звезды, отражаясь в лиловой пустоте океана, но я был слишком пришибленным,