Об этом даже думать невозможно!
Мои размышления прервал хрипловатый голос Анны:
– Ты здесь особо не раздевайся – закусают.
– Кто закусает? – не сразу поняла я.
– Клопы. Их тут знаешь сколько? У-у-у… Тысячи, а может и миллионы. Кровопийцы вонючие! Ну да ничего: поначалу, конечно, чесаться будешь, а потом привыкнешь.
– Спасибо за предупреждение, – с плохо скрываемым сарказмом ответила я.
Анна лишь пожала плечами и сообщила:
– Однажды я задумала очистить свою камеру от клопов, и очистила! А они меня за это в карцер упекли!
– Почему?
– Это когда я еще в следственной тюрьме сидела, ─ с удовольствием человека, который слишком долго молчал, принялась рассказывать она, ─ очень уж там клопов много было. Жирные, злющие, кусачие – страсть! Ну, я и придумала, как от них избавиться.Растеребила свой матрас, разбила лампу с которой надзиратель пришёл, и… того… Матрац мигом загорелся… Светло стало, точно днём!Глаза Анны блеснули, она расхохоталась и долго не могла остановиться, все смеялась и приговаривала: «Поджарила их, поджарила!»
Я смотрела на нее с невольным сочувствием. Может, она сумасшедшая?.. С трудом верилось, что передо мной самая опасная обитательница тюрьмы, на совести которой несколько человеческих жизней. Наверное, другие заключенные боятся попасть в одну камеру с Анной, но почему-то я совершенно не испытывала страха перед ней. А может, меня специально подселили к Анне, именно с тем, чтобы надавить на меня, узнать, где спрятаны алмазы? Ведь этого от меня добивались все время.
В следственной тюрьме мне довелось перенести многое: меня пытали, избивали, порой не давали спать по ночам. Меня держали в какой-то тесной душной камере. В длину она была четыре шага, а в ширину всего два, и напоминала гроб, в котором меня специально похоронили заживо. Кормили всего один раз в сутки, таким мерзким варевом, от которого и свиньи бы отказались. Бывали дни, когда я впадала в отчаяние и всерьез сомневалась, что доживу до суда… Во время избиений на допросах полицейские сломали мне два ребра, я еле передвигалась, каждый вздох отдавался невыносимой болью в груди, но, несмотря на это, меня ежедневно таскали к следователю, а этот гад с черными буравящими глазками все задавал и задавал свой единственный вопрос: «Где алмазы?»
Я всегда отличалась упрямством и не хотела отказываться от прекрасного будущего, которое ждет меня, когда я выйду из тюрьмы. Видя, что ему от меня ничего не добиться, следователь приходил в ярость, кивал своему подручному и на меня опять сыпались десятки ударов. От боли я теряла сознание, и тогда меня опять водворяли в похожую на гроб камеру. То, что я вообще осталась жива после всего этого, иначе, как чудом, не назовёшь.
Но теперь все позади. Я получила свой приговор, и уже завтра меня погонят в каменоломню. Тоже, наверно, не сахар… Уж охранники проследят, чтобы я отпахала все двенадцать часов на этой адской работе. Только бы не надели кандалы на ноги…
Будто подслушав мои мысли, Анна вдруг сказала:
– Если будешь вести себя как паинька,