выдохнула она, когда дверь подъезда с писком захлопнулась, – настоящая мегера. Фурия!».
Мегера и фурия сидела на своем посту нечасто, но уж когда сидела, крепко доставалось всем жителям подъезда. Но на бабку особо не обижались, хотя порой и мечтали длинными летними ночами прикопать ее рядом со скамейкой, прямо под кустом жасмина.
Обострения у нее случались по весне, летом, осенью и зимой, в остальное время она была почти терпима. Представляла Зоя Валерьяновна собой ту распространенную категорию бабок, которые ездят на оптушку в другой конец города в час пик, чтобы сэкономить три пятьдесят. Сюда прилагается склочный нрав, уверенность в собственной правоте, не очень острый ум, очень непростой характер, который со временем становится все поганее. Ну и слабеющее здоровье, конечно, вносит свою лепту. А с другой стороны, чего ждать от человека на восьмом десятке, который пережил послевоенные годы, перестройку, парочку дефолтов, вырастил троих детей, похоронил алкаша-мужа, от которого и толку особого не было?
Остается только понять, принять и смиряться.
Зоя Валерьяновна, всю жизнь проработавшая на кирпичном заводе в должности бессменного секретаря, на пенсии глухо маялась. Огород ее не привлекал, увлечений тоже особо не было, «Малахов +» и «Битва экстрасенсов» развевали скуку ненадолго. Соседки-старушки порой составляли компанию для перемывания костей, но истинного дела, которое было бы Зое Валерьяновне по душе, не нашлось.
Самое страшное для стариков типа Зои Валерьяновны – ощущение собственной ненужности. Поэтому у милейшей старушки жил толстый рыжий кот Ссаныч, в честь давно почившего супруга и дурной привычки метить углы. Впрочем, после маленькой и унизительной операции Ссаныч гадить перестал, а обидная кличка осталась.
Да и дети вовсю старались от скуки любимую маму и бабушку оградить, периодически присылая внуков и внучек. Их Зоя Валерьяновна любила, конечно. Особенно последнего, позднего внучка Никитушку, бабушкиного зайчика десяти лет от роду. Толстого, румяного, с хорошим аппетитом и спокойным нравом.
– Етить твою налево, – ругнулась Зоя Валерьяновна, вспомнив, что дома у нее нет муки для Никитушкиных оладушков. Да и рыбки и без того жирному Ссанычу бы купить. И барбарысок, чтобы лежали, как им и положено, в вазочке еще тринадцать лет, а то прежние уже давно покрылись налетом времени и страданий. Зоя Валерьяновна встала со скамеечки, старчески зашаркав тапками – не то чтобы она плохо ходила, скорее так, кокетничала. Отправилась домой – собираться в магазин. Проездной, скидочная карта, кошелек, пакетик, еще пакетик, и еще один, сумка на колесиках. И цветастый молодежный платок на голову, как яркий элемент, который выделялся во всем ее образе старой склочной старухи. Это было неожиданно и тем удивительно, что Зоя Валерьяновна выбрала и купила этот платок сама, вспомнив, видимо, молодость. Наверное, для нее еще пока не все было потеряно.
***
– …Там ваще такая рпгэшка модная! Еще есть лич, у него там еще здоровье и магия не ограничена,