за слепоту, за глупость, за свое старомодное понимание вещей. Словом, я стал превращаться в неудачника. Да я и был им, если уж называть вещи своими именами.
Я был на грани отчаяния. Я вообще не мог поверить, что все это происходит со мной. Неужели конторские такие дураки, думал я? Неужели они не понимали, что за тот короткий период (чуть больше шести месяцев работы) я смог бы украсть три с лишним миллиона долларов, как это было написано в обвинительном акте? Причем откуда? С телеканала «Казахстан»? Да там отродясь таких денег не было. А если и были, то до меня. В мое время там на зарплату еле хватало.
Ну ладно. «Подними руку и опусти» как говорил герой Шукшина. Надо было как-то жить дальше. А как?
И тут на выручку пришли друзья.
Кайрат Оразбеков, президент компании «Кайнур». Я когда-то играл за его команду в минифутбол.
Кайрат дал мне контейнер с «Галиной Бланкой». Была такая добавка куриная к супам. В маленьких брикетиках. Она меня и спасла.
Я ненавидел всех и все. Но больше всех я ненавидел себя. Я ругал себя самыми последними словами. За все. За доверчивость, за слепоту, за глупость, за свое старомодное понимание вещей. Словом, я стал превращаться в неудачника. Да я и был им, если уж называть вещи своими именами.
Я поехал на базар, расположенный на углу Розы бакиева Ташкентской, взял там в аренду место, разложил на столике свой нехитрый товар и, мучительно преодолевая остатки стыда и достоинства, напрочь растоптанные в следовательских кабинетах, стал торговать.
А там, где нет логики, вряд ли можно рассчитывать на справедливость.
Через пару месяцев «Галина Бланка» закончилась, и тогда Кайрат дал мне пятьдесят ящиков водки. И сказал, как Фрунзик Мкртчян Бубе Кикабидзе с колесом от КрАЗа в «Мимино»:
– На. Продай!
И я снова отправился на свой уже базар и стал продавать водку.
Вопросы гордости и самолюбия отошли на второй план. Надо было выживать. Надо было как-то справляться с положением. Потому что жизнь продолжается. И я не один. Есть зона мужской ответственности. И, главное, я на воле. И должен пытаться что-то делать. Брыкаться. Копошиться.
Но по ночам я часто просыпался в холодном поту. Мне казалось, что я до сих пор в камере.
Я помню, пока шло дело, постоянно менялись следователи. То ли текучесть у них такая, то ли никто не хотел особо заниматься моим делом. И каждый предлагал побыстрее сознаться, признать, тряс Уголовным кодексом, обещая услать в Сибирь «давить жопой клюкву за хищения в особо крупных размерах».
В тюрьму не хотелось, и я, как мог, цеплялся за свободу. Хотя, если по правде, не особо верил, что выкручусь. Потому что не видел логики. А там, где нет логики, вряд ли можно рассчитывать на справедливость. Мысленно я уже смирился, примерно предполагал, какой намотают срок, и решил построить напоследок мазар родителям в родном селе. Потом уже не будет возможности.
Кирпичи мне подарил Сержан Жумашов. Тот самый, которого сейчас многие ненавидят за то, что он возвел Esentai Tower,