добраться до спальни и переночевать на детской кровати, но, увидев в игровой диван, она рухнула на него, как мертвая, и успела только подумать, что самое главное – не проспать, прошептав в полудреме: «Надеюсь, привычка меня не подведет», провалилась в сон.
Луч солнца ласкал Сонино лицо, пробуждая ото сна. Она приподняла ресницы, заметила стену, расписанную сказочными персонажами, и снова прикрыла глаза. Ей показалось, что сон перенес ее в далекое детство, в первый день пребывания в детском доме. Солнце, новые игрушки, красочные стены, и чужие тети шепчутся у нее за спиной, обсуждая чудовищную смерть родителей:
– Бедная девочка, мать с отцом попали в ад еще до смерти.
– Что вы говорите, как это возможно? – послышался голос молоденькой воспитательницы.
– Утром шли на работу и попали в яму с горячей смолой, так и не смогли выбраться, заживо сварились оба!
Соня резко села, хлопая карими, круглыми, как пуговицы, глазами. Никогда еще ее сознание не погружалось в такое забытье, что, проснувшись, она не могла понять, где находится и сколько времени. Единственное, что она чувствовала, так это ужас, который, оказывается, не покидал ее даже во сне.
Вокруг было светло и очень тихо. Часов у девушки не было, поэтому сориентироваться во времени она не смогла и со всех ног помчалась на кухню, надеясь, что не проспала и ей никто не встретится на пути. Въевшийся прямо под кожу страх заставлял ее оглядываться по сторонам и, как закоренелую преступницу, шарахаться от любого звука. И, только добравшись до кухни, повариха с облегчением выдохнула, опускаясь на потертый табурет: красные цифры над духовкой показывали 05:30.
– Внутренние часики не подвели, слава Богу, – попыталась проговорить Соня вслух и тут почувствовала нестерпимую боль в области рта, которая вмиг вернула ее в события прошлого дня. Только сейчас она ощутила, как саднят ее сбитые пальцы ног и горит кожа под поварской курткой. Очень хотелось пить, но сделать даже пару глотков воды сейчас для нее было настоящей мукой.
Обычно, приходя на работу, повариха Соня заваривала свежий чай и делала бутерброд с маслом из белого ароматного хлеба. Этот незатейливый бутерброд был для нее лучше любого пирожного. Потому что единственным воспоминанием о ее дорогой мамочке был краткий миг, когда она мазала Соне на хлеб масло, потом улыбалась, протягивала аккуратный ломтик и что-то говорила, но что – девушка не помнила. Все детство, лежа в кровати, по ночам придумывала девочка все новые и новые фразы и вкладывала их в материнские уста.
На звук открывающейся двери Соня повернулась: на пороге появилась кухонная рабочая Мария, женщина лет сорока, вся обвешанная пакетами и сумками, подмышкой она держала новую разделочную доску, выструганную ее мужем.
– Привет, Сонь, – пристраивая сумки, проговорила Мария и, обернувшись на девушку, выпучила глаза. – Ты что, вырвала зуб?! Какой ужас, все лицо распухло! Может, тебе отпроситься у заведующей и отлежаться дома?
– О