и сделали это, очевидно, для своего удобства. Удаляясь на дневной сон, бабушка с дедушкой ссылали меня в дальнюю маленькую комнатку: узенькое прибежище с маленьким окном, через которое едва пробивался свет сквозь разлапистые ветки колючего и всенепременно должного быть в каждой квартире алоэ.
Мне спать совершенно не хотелось: то ли возраст уже был не тот, чтобы маяться такими детскими глупостями, то ли мне было непонятно, почему я должна была отбывать эту дневную повинность, вместо того, чтобы с размаху упасть в зеленую траву во дворе, строить в кустах умопомрачительный шалаш или оборудовать себе с друзьями убежище на кривой и уродливой яблоне, ветки которой так удобно были расположены для сидения на них и качания ногами.
Поэтому спать укладывались все обитатели комнаты, кроме меня: фарфоровые лисенок и зайчик, пара пушистых ватных цыплят и заботливо прихваченная с бабушкиного трюмо балерина, застывшая в танцевальном па. Я раскладывала их по коробкам, накрывала подручными лоскутками и спешила к тем, с кем по-настоящему можно было говорить и взаимодействовать.
Они стояли на полках, всегда готовые к продуктивному диалогу. Конан Дойл и его аналитические загадки, в которые всегда было интересно погружаться. Герберт Уэллс и путешествия в другие миры на машине времени. Снизу пылилась подборка журнала «Химия и жизнь» с уроками китайского языка, который я достаточно быстро начала осваивать. А под журнальным столиком меня ждал роскошный автомобильный атлас с цветными картинками и вполне себе понятными подписями.
Качать умственную мышцу, тем не менее, было не легко. То приезжала прабабушка Пелагея, которая собирала мои маленькие магнитики от небольшой игры типа «Эрудита», заворачивала их в тряпочку и прикладывала к своим больным коленям, потому что где-то прочитала, что боли в ногах нужно лечить магнитами. Мне было жалко магнитиков и одновременно я искренне не понимала, как мои игрушки могут спасти ее колени.
То бабушка бросалась шить для меня какие-то нелепые полосатые сарафаны, в которых я выглядела как баба на чайник, но ей нужно было обязательно явить миру свой пошивной талант. Нехватка образования и осмысленности в жизни так легко перекрываются фразой: «А зато я умею вот это» в истовом желании хоть как-то обосновать свое бытие в мире.
То организовывались с неистовым упорством на каждый возможный праздник бесконечные застолья, на которые нужно было готовить грузовик еды, чтобы многократно заливая внутрь себя алкоголь, бурно обсуждать мировые проблемы, а потом невидящими тусклыми глазами, расплываясь на диванах и креслах, уныло упираться в единственный светоч Зарды – цветной телевизор.
Я реагировала на театр абсурда бурным созданием новых интересных мне миров. Квадратные блики от окна, танцующие на стенах большой комнаты по ночам, когда фары проезжающих мимо машин вырывали кусок пространства из опустившейся на наш военный городок ночи, казались мне феями. Я разговаривала с ними и загадывала им желания, которые вполне себе могли исполниться. Феи непременно отвечали мне и рассказывали какие-то свои диковинные истории.
Во сне я, полагаю, удалялась в какие-то совершенно непостижимые уголки Космоса, потому что помню утреннее пробуждение, инициированное бабушкой, и ощущение влезания в свое тело со спины. Попасть в тело удавалось иногда не с первого раза. Поэтому проще было отбрыкаться от нее и продолжить спать.
Быть виноватым или быть счастливым?
Если жизнь обложила вас по всем фронтам красными флажками (или вам кажется, что обложила) пойдите и сделайте что-то приятное для себя, то, к чему у вас лежит душа, то, что принесет вам радость.
Но, чтобы ощутить эту радость, возможно вам придется отказаться от чувства вины или тотального самоуничижения с посыпанием головы пеплом. Из паники или из страха тоже ничего не слепить. Но когда мы делаем что-то хорошее, то нам самим становится хорошо. Мы создаем таким образом хороший микроклимат в нашей небольшой вселенной. И, по мере сил и наших возможностей, распространяем его на окружающих нас людей. А это – с любой стороны, с какой ни посмотри, более продуктивно и полезно.
Мне почему-то кажется, что когда мы счастливы – то мы светимся. Там сверху Богу мы видны именно такими в эти минуты. А если накрываемся медным тазом, то в воздухе витает что-то типа черной воронки вины из «Ночного дозора».
Наверное, счастье – это не мешок с конфетами, который сваливается вам в одночасье на голову. Счастье – это путь. Это много маленьких шагов на пути к своей цели. И это в итоге – умение быть стайером и преодолевать длинные дистанции. А на длинной дистанции, возможно, нам понадобятся мужество, отвага и стойкость. И – отсутствие отчаяния. Которое обычно сметает все наши усилия на корню и не дает нам верить в себя и в людей и продолжать двигаться дальше. Потому что отчаяние – это отказ от жизни, отказ от ее возможностей, отказ попробовать еще раз и в итоге победить.
А еще – нам понадобится смена точки зрения. Почему мы страдаем? Кто посылает нам эти страдания? Гнев ли это Господень или мы сами превращаем свою жизнь в сплошное страдание?
Ведь