своего роста (194 см).
Миролюбивый Виктор уставился на мощную фигуру «чемпиона» не без душевного трепета.
Долговязый и тощий, словно баскетболист, побежденный энурезом, Цукер глядел с удивлением, смешанным со страданием.
На лице крепыша Саркиса трудно было что-то прочесть.
Ну, а Арег воззрился на Большого, усмехаясь в усы.
– Что, есть вопр-р-росы? – налегая на «р», окинул соратников взглядом Давида Сасунского перед очередным поединком с вишапом Большой.
Арег, не удостоив противника ответа, шагнул на ковер.
– А-а-а! – страшно протянул Большой, сделав большой шаг навстречу.
Спустя всего несколько мгновений все то же: -А-а-а…, он испустил, лежа на лопатках…
– А-а-а?! – в один голос воскликнули внимательно наблюдавшие за поединком гранфаллонцы.
– Один раз не в счет! – взял «фору» «душа». – Давай еще!
И вновь очень скоро Арег припечатал его лопатками к ковру.
В пылу борьбы и обуреваемый жаждой реванша Большой без долгих раздумий выбрал в качестве жертвы самого маленького гранфаллонца, кудрявого Саркиса:– Эй, ты, иди сюда!
Саркис скромно ступил на поле брани и тут случилось удивительное: большое, почти стокилограммовое тело Большого вдруг взлетело и, задергав в воздухе ногами, плюхнулось на ковер, будто куль с мукой.
– Эс инч грамотни «мельница» эс арел, тха- джан («Какую ты грамотную „мельницу“ провел, парень, дорогой!»)! – послышался в наступившей вдруг тишине откуда-то сбоку голос препода. —Ереви парапелес («Наверное, занимался?»)?
– Да, занимался, – потупив очи долу, негромко ответил Саркис.
– Раньше надо было говорить, грязни животни! – пришел в себя, присев в партер Большой, изумленно уставясь на соратника.
– А ты не спрашивал, – все столь же скромно ответствовал борец-классик.
ГОРОХ УЖЕ ВАРИТСЯ
Арег с Виктором, между тем, успели перехватить устремившегося было вдогонку Саркиса, успокаивая его и усаживая его обратно на личную кровать.
– Кто циклоп?! Я циклоп?! – все ещё кипятился Саркис.
– Сако, успокойся, это он циклоп, – позевывая, предположил Арег.
– Арешка, сыграй что-нибудь, – уже почти миролюбиво попросил Саркис.
Через мгновение снятая со стены гитара успокаивала растревоженную душу гранфаллонца:
– Тише, люди, ради Бога, тише
Голуби целуются на крыше,
Вот она сама любовь ликует,
Голубок с голубкою воркуют…
– Ну, и кто пойдет? – испортил песню далеким от сантиментов, деловым тоном Цукер.
– Большой уже не пойдёт, – отрезюмировал Виктор.
– Пусть только нос высунет, я ему … – отреагировал на упоминание о недруге Саркис.
– Не жалею, не зову, не плачу
Все пройдет, как с белых яблонь дым,
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым…
– Кто