до этого скучала у барной стойки, срывается с места и спешит к нам с подносом в руке, на котором стоит пузатый графинчик о четырёх рюмках. Вообще-то я не собирался сегодня пить водку, поскольку не очень приветствую так называемое «смешение жанров», короче говоря, не люблю ершить, но чего не сделаешь ради друзей.
Графинчик перекочёвывает с подноса на стол. Че, отблагодарив официантку улыбкой, начинает разливать.
– Что-то как-то очень быстро принесли, тебе не кажется? – спрашивает Панк Петров.
– Чему ты удивляешься, они на водке самые большие деньги делают, – отвечает Че, – графинчик-то, небось, о-го-го сколько стоит!
Я прикладываю ладонь к графину:
– Ледяной. И рюмки, видимо, тоже.
– Да, их в морозилке держат, я видел, – кивает Че, – это чтобы не заметили сивухи. Водка-то наверняка палёная.
Его слова заставляют меня поморщиться:
– Давайте не будем о грустном, вечер только начался. За что, кстати, пьём?
– За нас в искусстве! – бодро заявляет Панк Петров.
– Может, лучше за искусство в нас? – несмело предлагает Дон Москито.
– Давайте, просто за нас, – Че поднимается, держа на вытянутой руке рюмку, – мы лучшее, что есть за этим столом!
– Принимается, – говорю я, вставая.
– Не люблю пить стоя, вы же знаете, – ворчит Панк Петров, но тоже встаёт.
– Нескромно, ну и ладно… – Дон Москито присоединяется к компании, возвышаясь над нами, он среди нас самый длинный. – Сам себя не похвалишь…
Мы дружно чокаемся, и хотя желаемого звона наши рюмки не производят, на мгновение в окрестности нашего стола образуется атмосфера праздника, ради которой и затеваются все новые годы, дни рождения, юбилеи и просто рядовые пьянки. Ледяная водка пьётся легко, хотя в ней чувствуется нехороший привкус – Че был прав, она действительно палёная.
– Ну, я готов, – говорит Дон Москито, с характерным звуком ставя на стол пустую рюмку.
– Тогда иди, поэт! – хором отвечаем ему мы. Это уже своего рода традиция.
Дон Москито делает знак рукой подзаснувшему на сцене конферансье. Получив от того подтверждение в виде утвердительных кивков, он выходит из-за стола и направляется к сцене бодрым, почти строевым шагом, что внушает нам некоторую уверенность в том, что в этот раз всё обойдётся. На ходу Дон Москито извлекает из одного кармана листок с текстом и очки из другого.
– А теперь-с, – переходя на фальцет, объявляет подскочивший к микрофону конферансье, – вы будете иметь удовольствие прослушать новое сочинение нашего дорогого гостя, поэта, чьи произведения не раз и не два звучали в этом зале. Поприветствуем знаменитого Николая Комарова!
Из зала, а точнее, из-за нашего столика, доносятся энергичные аплодисменты и одобрительные возгласы. Объявленный подходит к микрофону и жестом просит нас помолчать. Мы подчиняемся и принимаем, наконец, сидячее положение. Лично я с удовольствием плюхаюсь на стул и вытягиваю под столом