только на жареном поймать не может. Студенты, как комиссия ГорОНО, чутки к беспределу. Преподаватель уверен: бездельник просматривал лишь критику. Но доказательств нет, во спасение бросает взгляд на часы. И предлагает наглецу высший бал – в обмен на признание. Убийственный промах! Аудитория ехидно хихикает. Урок загублен и заодно искалечен авторитет. Чтобы хоть как-то сохранить лицо, Семён Захарович запускает хитрый крючок:
– Так вот, Муравьёв, пораскинь мозгами. Если они есть. Чем особенно обеспокоена Уля Громова в оккупации?
Звенит избавительный звонок, но в глазах Марата бравада. Собирается отвечать.
– Фашисты хотят добраться до наших душ – вот что больше всего тревожит комсомолку Громову.
– Э, не-е-е-т, шалишь! – кричит Семён Захарович, но вдруг, сникнув, унизительно клянчит: – Ну признайся, оболтус, ты же не читал «Молодую гвардию»…
Марат Муравьёв-Апостол непреклонен и добивает Гросса фразой, ставшей в Одесском железнодорожном техникуме притчей:
– А Улечке всего девятнадцать лет было… Перебили ей враги рёбра и руки, на спине звезду вырезали…
В Одессе звонок делу не помеха. Муравьев бесстрастно покидает класс, за ним остальные.
Как же Семён Захарович ненавидел свою работу! Так, что даже Вуячич не облегчил душевные раны. И словесник, дожидаясь, когда Сонечка Ротшильд покинет класс, закуривает у приоткрытого окна, прислушиваясь к умиротворяющему эфиру. Со двора слышится: «По заявке нашего постоянного радиослушателя Семёна Захаровича Гросса повторяем песню на стихи Роберта Рождественского, музыка Арно Бабаджаняна, исполняет Виктор Вуячич…».
Солидное, как пятизвёздочный армянский коньяк, здание техникума знавало выдающихся людей, но Марат Муравьёв-Апостол, студент с дворянской фамилией и усами наперевес, затмил всех.
Он обладал цветным телевизором, потреблял финский сервелат, запивая баварским пивом, и пользовал лучших девочек. Природу не обманешь. С его появлением задумчивый словесник Гросс, а с ним и флегматичный сопроматчик Терещенко обивали порог директорского кабинета с упрямой дилеммой: «Решайте! Или он, или я!». Но Олег Олегович Нехай, по прозвищу ООН, бессменный директор техникума, ревниво сохранял статус-кво. Чем-то потрафил администрации наглец с ювелирно прорезанными, а оттого вызывающими чертами лица.
Омрачало идиллию единственное обстоятельство: студент Марат Муравьёв-Апостол умудрялся призывать на свою голову громы и молнии всей Одессы. Правда, всегда выходил из ситуаций с честью. Прожжённые ухари поначалу столкнулись с ним из-за подружек. Иногда благородно звали на дуэль: «Сегодня… в шесть… в спортзале», порой наваливались сворой. К концу первого семестра, залечив искалеченные носы, вставив протезы вместо выбитых зубов, они бесповоротно признали превосходство Марата. Некоторые заложники поруганной чести тайком, чтобы не услышал жалобу, роптали. К девушкам, сугубой причине драк, Муравьёв относился с брезгливой насмешливостью. И если первенство среди юношей утвердилось, девичьи битвы за расположение красавчика