ваше любопытство. Вы сегодня добрались до Тагоны?
– Да. Городок процветает.
– За счёт несчастий Хетафе, – в первый раз после приветствий заговорил старичок-священник. – Грех, конечно, завидовать, но и грех было для них так беззастенчиво пользоваться нашей бедой!
– Не они нам прислали оспу, отец Мартин, – возразил идальго. – И не они перегородили воду.
– Вы о чём, сеньор Рамирес? – насторожился тайный разбойник.
– О соседе, доне Хосе де Вега, – глаза пожилого дворянина потемнели, он посмотрел куда-то вдаль, потом резко очнулся и продолжал отрывистым голосом. – Перегородил речку под предлогом поставить мельницу, которую пятый год якобы строит, наши поля засыхают, а свои пастбища затопил.
– Вот как… Я уж подумал, не колдовство ли – несколько лет после оспы неурожаи.
– Жадность хуже колдовства. Он решил воспользоваться эпидемией и за бесценок скупить наши земли. Чтобы затруднить мне обращение в суд, арендовал ближайшие к своему поместью участки. Владельцы этих участков имеют первоочередное право подать иски за перекрытую воду. Кто не умер из них, те уехали, а раз участки сданы в аренду, хозяева иски не подают. Владельцам следующих по нашей реке участков иск подать почти невозможно!
Кабальеро с полуслова оценил комбинацию, затеянную ещё незнакомым ему доном Хосе. Очень, очень неглупо, тут есть над чем подумать, а пока стоит слушать хозяина, не перебивая.
– …Если бы не милость короля, дону Хосе бы всё удалось, – угрюмо закончил идальго и сразу, не позволяя гостю пустых любезностей и сочувствия, перевёл разговор на другое: – А что вы думаете о тагонском льне? – сеньор Рамирес составил мнение о своём госте как о человеке для дворянина на редкость деловом.
– Меня озадачивает сильная схожесть с привозными тканями. Чересчур сильная, если верить словам харчевника, у которого я купил образцы. Вот, посмотрите дамский платок…
Мельком глянув на дорогую вещицу, идальго усмехнулся:
– Я спрашивал дочь – она тоже бы не отличила. В Тагоне мода сейчас – даже дворянки что-то шьют для мужей, но те из них, кто побогаче, совсем этого не умеют. Я смеха ради на прошлой ярмарке кому-то сказал: «Ткань не отличить, и кто шил не отличить», а мне стали морочить голову – если уж взялись за рубашку настоящие благородные пальчики, то нельзя отдавать в руки простой швее. Что в Тагоне, что в нашем Хетафе все и всё друг о друге знают, но чудят иногда, как сущие дети. Инес рядом стояла, засмеялась, говорит – у неё настоящие благородные пальчики даже с иголкой. Мы скоро уехали домой и об этой ерунде думать забыли. Но вскоре явилась одна тагонская дама, затем другая – заказали моей дочери шить рубашки, а цена дворянского шитья втрое больше против обычного, как за тагонский лён. И, думаю, скоро сойдут на нет обе истории.
Старый священник нашёл повод вставить слово:
– Тщеславие, конечно же, грех, но… – он захихикал. – Сколько живу, такого не слышал! Никогда не угадаешь всех женских причуд. А сеньорита