раз я и без всяких там Крокодайл помню.
Ох я, гой еси – и не добрый я, да и уж не мо́лодец. Я – недобрый немо́лодец – не проникся, не свыкся, не внял ни намёкам как будто бы дружеским, ни советам угрюмо настойчивым, ни угрозам уж совсем недвусмысленным.
Итог закономерен: теперь придётся жить с цепочкой на ноге и парой лукраедок – злым и добрым – на шее – или бежать отсюда, что представляется задачей не тривиальной. Да, влип, Нострадамус новоявленный, по самый гиппокамп.
Но Ты, наделивший меня пророческим даром, ну хоть Ты напророчь мне что-нибудь про меня самого! Я решительно не вижу себя в послезавтрашних дне и ночи, через год, через десять лет, ну разве что через столетие – и то в виде памятника. Памятников. Памятников и мощей – по ракам да реликвариям. И сувениров, конечно.
– Что это там за звуки – там, на воле?
«Бордюр меняют».
– На поребрик, что ли? Хрустальный ставят, небось?
«Малахитовый».
«Да нет, гранитный вроде».
Нет у этого лукраедки в соображалке ни грамма поэзии – при всей его положительности, – и нет у него в воображалке ни грамма фантазии. И конечно, это не Бологое. Это южнее. Сан-Марьино?
– Дайте карандаш и бумагу.
«Не велено, можно пораниться».
– Дайте, под мою ответственность.
«Ваша ответственность, извините, конечно, не стоит и карандаша с бумагой».
Назовём его Вторым Лукраедкой, чтобы врагов запутать, хоть он и был мне предъявлен первым. А второго лукраедку – соответственно, Первым, да он и выглядит посолидней, повместительней, и блин его более правильной, более округлой формы. И да станут вторые первыми, а первые – вторыми, аминь.
«И о чём это вы всё пишете в этой своей маляве?»
Оп-па, значит, я уже что-то записывал!
– О том, что вижу там, за окном. Могу и о вас написать. Хотите?
Хотите в историю? Хотите попасть в историю? Или войти в историю? Ворваться с переднего, так сказать, – с поэтического – входа?
«Лучше не надо».
Как знаешь. У тебя был шанс, и ты его профукал. Ну ладно, не расстраивайся, да напишу я про тебя, я уж даже рифму придумал к слову «лукраедка»!
– Я не буду ни с кем говорить, пока не получу карандаш. Пока не увижу моих старых записей, карандаша и чистой бумаги.
«Сказано же – не велено. Ну что мы тут каждый раз залупаемся на одном и том же?»
Ух ты! Каждый раз! Значит, в наших отношениях присутствует регулярность? Значит, мы давно уже вместе? Значит, мы – крепкая, устоявшаяся пара? А вдруг мы уже надоели друг другу? Он-то мне точно ведь надоел. А уж не считает ли он себя моей единственной музой? Ха-ха! Как бы не так! Лукраедка-то Второй не менее вдохновляющ! А уж их куратор, который должен зваться Лукраедка Четвёртый, – это что-то, я вам скажу! У него лампасы шириною с Волгу! Ах, как они призывно сигналят: окунись же, да окунись же ты в нас с головой, только, смотри, не потеряй там от восторга эту самую голову!
«Да дай ты ему пока промокашку какую-нибудь.