ее сумку. Правда, пенсии в сумке не оказалось, зато было пенсионное удостоверение и паспорт, поэтому Тамара Васильевна очень обрадовалась и прониклась уважением ко всем сотрудникам нашего славного 52-го отделения милиции.
Значит, я набрала номер и, на мой взгляд, весьма толково объяснила дежурному, по какому поводу звоню. Тот, однако, меня не понял, вернее, понял, но неправильно: он решил, что я его разыгрываю. Он заговорил со мной на повышенных тонах. Я тоже вышла из себя. В последнее время меня может вывести из себя любой пустяк, а тут все-таки труп в собственной прихожей. Точнее, труп-то я восприняла спокойно. Потому что он лежал себе и молчал, но вот когда на меня повышают голос, я реагирую неадекватно.
Дежурный наконец понял, что я не шучу, и сказал, что они приедут как только, так сразу. Я опять позвонила Тамаре Васильевне. Сказала, чтобы она ни в коем случае не выпускала Лешку, пусть хоть привяжет его к ножке кровати. Тамара по моему голосу поняла, что случилось несчастье, но расспрашивать не стала, поинтересовалась только, как я. Я ответила, что пока ничего.
За что уважаю Тамару Васильевну, так это за ее нелюбовь к сплетням. Она не сидит с бабками на лавочке у парадной и вообще с ними не знается. И со мной тоже разговаривает только на отвлеченные темы, в душу не лезет. Неплохая старушенция!
Труп в коридоре мне очень мешал, потому что приходилось все время мимо него протискиваться – то по телефону позвонить, то в туалет, то руки помыть. Милиции все не было, и мне вдруг пришла в голову мысль, что же, собственно, этот тип делал в моей квартире? Кто его убил и почему? Если это грабитель, то что у меня можно взять? И я наконец сообразила пройти в комнаты и посмотреть, что там происходит. Квартирка у меня маленькая. Одна комната проходная, потом идет комната, где спит Лешка, а в углу есть еще маленький закуток, называемый «тещиной» комнатой. Тещи у нас там нет, а стоит старый бабушкин комод. И в этом комоде в самом нижнем ящике лежала раньше одна вещь, которая была единственной ценностью в моей квартире. С замирающим сердцем я вошла в «тещину» комнату. Все ящики комода были выдвинуты, и среди кучи старых Лешкиных штанишек и рубашек, которые я помаленьку извожу на тряпки, валялся его шерстяной носок, в который я прятала вещь. И что бы вы думали? Носок оказался пустой, но вещь лежала тут же, на виду, никуда не делась.
Все деньги, которые у меня на данный момент были, я носила с собой в кошельке. В секретере лежал паспорт и Лешкино свидетельство о рождении, а также абсолютно ненужное мне теперь свидетельство о браке. Но вот остальные вещи в секретере все были перевернуты. Откровенно говоря, лежало там у меня всякое барахло: старые фотографии, Лешкины рисунки, его поздравительные открытки, которые он сам разрисовывал мне к Восьмому марта, – и вот все это было разбросано по комнате. Нижнее отделение секретера, где хранились Лешкины книжки, тоже все было выворочено. Книжный шкаф в проходной комнате носил явственные следы погрома, как это я сразу не заметила. Больше того, две коробки из кладовки